— Это всё?
Несколько мгновений Сталин сосредоточенно молчал. Потом сказал:
— Пожалуй, нет. Нам нужна еще колючая проволока.
На слове «колючая» в применении к проволоке Литвинов запнулся, подыскивая английский эквивалент, и Сталин слегка нахмурился. Однако Литвинов быстро справился с затруднением.
— Сколько необходимо проволоки? — спросил Гарриман.
— Скажем, четыреста тонн, — без промедления ответил Сталин.
— Колючая проволока не значится в том списке, который мы предварительно подготовили, но я сегодня же свяжусь с Вашингтоном и завтра дам вам ответ.
— В таком случае, может быть, целесообразно просмотреть вначале весь список? — спросил Сталин.
— Мы не смогли заранее подготовить экземпляр, не зная, какие именно поставки вы считаете первоочередными, — быстро вмешался Бивербрук. — И кроме того, если говорить откровенно, мы не были уверены, что ситуация позволит вам лично заниматься деталями.
— Ситуация мне позволяет, — ответил Сталин без всякой иронии в голосе.
— Тогда, — проговорил Гарриман, — мы просим господина Сталина сделать перерыв до завтрашнего дня. К этому времени мы уточним наши возможности по всем перечисленным вами пунктам.
— Отлично, — сказал Сталин, когда Литвинов закончил перевод, — давайте встретимся завтра.
Он встал и попрощался с Гарриманом, Бивербруком и послами.
В те первые месяцы фашистского вторжения Гитлер обладал таким военным превосходством, которое, казалось бы, должно было обеспечить ему молниеносную победу.
И он негодовал и впадал в истерику, не понимая, почему, несмотря на значительное продвижение немецких войск в глубь советской территории, ему до сих пор не удалось захватить ни Ленинграда, ни Москвы. Он возлагал вину за это на своих фельдмаршалов и генералов, сетовал на то, что они оказались недостойными гения их фюрера. Много позже, в апреле сорок пятого, он обвинит в этом весь немецкий народ.
Яростное сопротивление советских войск лишь удивляло фюрера. Понять его причины фашистский диктатор не мог. Ему казалось, что сопротивление советского народа — явление временное, что его можно подавить с помощью силы, и только силы.
Проиграв в сентябре сорок первого года сражение под Ленинградом, Гитлер сделал из этого единственный доступный ему вывод: нужно удвоить ставку в игре и хоть и с большим запозданием, но захватить Москву, поднять над кремлевскими башнями флаги со свастикой и этим восстановить свой престиж. А Ленинград — задушить голодом.
Шестнадцатого сентября Гитлер утвердил план операции «Тайфун». Первоочередной целью фюрера стала теперь Москва.
