Опанасовы бриллианты | страница 64



— Интересно, будет вам стыдно за ложь, если я сейчас докажу, что вы прекрасно знаете, кто такой Аркадий Игоревич, а? — и он прочитал отрывки из показаний матери и Венты.

Далматов скорчил гримасу и выругался:

— Иди ты со своим стыдом… Ну, знаю такого — дальше что?

Он чувствовал себя неспокойно и старался говорить как можно меньше. Если следователям что-нибудь нужно, пусть сами узнают, доказывают, тратят на это время, запутываются. Обычно раздражительный Шумский был на редкость спокоен в разговоре с Далматовым. Он пропускал мимо ушей словечки, направленные в его адрес, и был донельзя вежлив с арестованным. Старший лейтенант с интересом смотрел на этого молодого упитанного парня. Если бы здесь находился Сергей Чтецов, то он сказал бы, что тот, рижский Далматов и этот — различные люди. Куда девалось собственное достоинство, куда пропала вежливость, которая бросалась в глаза каждому встречному? Перед Шумским сидел грубый, наглый хулиган, каких нередко приводили в милицию из пивной.

— Очень хорошо, — проговорил Шумский. — Значит, вы знаете и Кордова?

— Это еще ничего не значит. Я хотел с ним познакомиться, но беднягу убили раньше…

— Кто же его убил? — быстро спросил Шумский.

— Брось, гражданин начальник. Спроси кого-нибудь другого.

— Зачем же? Я вас хочу спросить.

Далматов сплюнул:

— Не знаю, не интересовался.

— А я знаю, — стукнул по столу кулаком Шумский. — Его убили вы, Далматов. И я вам докажу это. Вот полюбуйтесь. Старший лейтенант показал листы с данными экспертизы.

— Вы стреляли в саду. Пуля, гильза остались… Вы стреляли в товарища Эльмара Пуриньша — пуля и гильза остались. А стрелял-то один и тот же человек и из одного и того же револьвера! Кто же это, по вашему, был, а?

Далматов побледнел, глаза его, круглые, зеленые, налились кровью. Он сжал кулаки так, что затряслись руки, и, поняв, что попался, пробормотал:

— Не может быть…

— Может. И не может, а факт! Здесь есть все, — Шумский ткнул пальцем в папку, — о вашей деятельности. Меня сейчас интересуют подробности.

— Я тебе не помощник, — прохрипел Далматов и, повернувшись спиной к Шумскому, заложил руки назад.

Потапенко по-прежнему говорил, что он не имеет никакого отношения к убийству. В ночь на 29 мая он был в театре на «Лесе», а потом справлял день рождения у Барнецова, приятеля по эстраде, и поэтому не мог быть соучастником. На помощь пришли свидетели, было установлено, что в театре он не был. Баренцов же, который действительно ждал его к себе на день рождения, очень удивился, что Потапенко не пришел.