Жизнь в селах постепенно налаживалась. Труд начинал приносить свои плоды. Со временем у людей появилось и зерно, выращенное на собственных огородах. Мололи его на ручных жерновах. Они были единственными в деревне, поэтому никогда не простаивали. Я рано начал участвовать в этом нелегком для подростка деле, которое внешне выглядело интересным. Засыпаешь в отверстие верхнего подвижного круга горсть зерна и вращаешь за встроенную в его корпус деревянную рукоятку. Из щели между кругами мелкими струйками течет и оседает у основания нижнего камня белая, как снег, мука. Смотрится красиво.
Тонкость помола регулируется шириной щели. В зависимости от выбранного зазора получаешь либо блинную, либо более грубую «лапунную» (лепешечную) муку, либо крупно дробленую – крупу. Способ такой переработки зерна изобрели, наверное, еще на заре земледелия. А вот, поди ж ты, пригодился и в двадцатом веке!
Молоть зерно поначалу даже нравилось – все просто и результат налицо. А быстрые достижения всегда радуют. Белоснежное кольцо, облегавшее низ камня, росло и росло. Когда пик его достигал края расщелины, я ладонями сгребал готовый продукт в ведро или котомку и продолжал работу.
Но монотонность ее со временем начинала раздражать. Накапливалась и усталость. Каменную глыбу надо было поворачивать с немалой силой. А много ли ее у сопливого мальца? Но жернова ждали другие очередники. Хочешь, не хочешь, а приходилось выкладываться до конца.
Находили мы, конечно, время и для развлечений, которые нередко заканчивались трагически.
«ИГРАЙТЕ, ДЕТУШКИ, ПОКА»
Ребята любят розыгрыши. И самым жестоким после войны было «обвинение в измене». Да не в абы какой, а в государственной. Кто-нибудь из старших подростков, потехи ради, указывал пальцем на выбранную им жертву и заявлял решительно:
– Это ты показал немцам дорогу на Москву!
– Нет, не я, что ты выдумываешь, – начинал оправдываться тот, не подозревая о подвохе.
– А кто же тогда? – продолжал давить на психику старший. – Как же немцы узнали, в какой она стороне?
– Откуда я знаю, – защищался малолетка. – Я и на улицу тогда не выходил. Мама не пустила. Можешь сам у нее спросить.
– Знаешь, знаешь! – гнул свою линию заводила – Не хочешь признаваться. Вот отведем тебя в милицию, там попляшешь!
И в таком наступательном духе доводил малого до слез. В следующий раз жертвой розыгрыша мог оказаться кто-то другой, не присутствующий при экзекуции.
«Измен», естественно, никто не признавал. Предательство считалось позором даже в мальчишеской среде. А тут такое вероломство – показать врагу дорогу к столице!
