Гарион чуть грустно рассмеялся, вспомнив ушибы и шишку на голове.
— Главное не в том, чтобы подойти поближе. Труднее всего вовремя убраться, как только всадишь в зверя копьё.
Леллдорин, казалось, никак не мог взять в толк, о чём говорит Гарион.
— Охотники становятся в ряд, — объяснил тот, — и пробираются через заросли, производя как можно больше шума. Берёшь копьё, ждёшь, пока появится убегающий кабан. Только он очень зол оттого, что его преследуют, и, когда видит врага, бросается вперёд. И тут ты пронзаешь зверя копьём.
— Но разве это не опасно? — широко раскрыл глаза Леллдорин.
Гарион кивнул:
— У меня почти все рёбра были переломаны. В общем-то, он не хвастал, но в глубине души сознавал, что очень доволен реакцией Леллдорина на его рассказ.
— У нас в Астурии мало хищных зверей, — почти с грустью заметил Леллдорин.
— Несколько медведей, да иногда стая волков забежит.
И, секунду поколебавшись, пристально взглянул на Гариона.
— Некоторые люди, однако, находят кое-что поинтереснее, чем дикие олени!
Выражение его лица при этом было загадочно-таинственным.
— Разве? — спросил Гарион, не совсем уверенный в том, что имеет в виду приятель.
— Дня не проходит без того, чтобы какая-нибудь мимбратская лошадь не возвратилась домой без всадника.
Гарион, потрясённый, уставился на Леллдорина.
— Кое-кто считает, что в Астурии слишком много мимбратов, — объяснил тот, многозначительно подмигивая.
— Я думал, гражданская война между арендами закончилась.
— В это верят лишь немногие. Остальные считают, что война будет продолжаться, пока Астурия не освободится от ига мимбратской короны.
Тон Леллдорина не оставлял сомнения относительно его воззрений.
— Но разве страна не объединилась после битвы при Во Мимбре? — возразил Гарион.
— Объединилась?! Кто может так думать? Астурию считают просто колонией; королевский суд находится в Во Мимбре, каждый сборщик налогов, бейлиф и верховный шериф в королевстве — мимбраты. На высоких государственных постах не найдёшь ни одного астурийца. Мимбраты отказываются даже признавать наши титулы!
Называют моего отца, род которого насчитывает десятки поколений, землевладельцем! Мимбрат скорее язык себе откусит, чем назовёт отца бароном.
Лицо Леллдорина даже побелело от сдерживаемого негодования.
— Я этого не знал, — осторожно заметил Гарион, опасаясь задеть чувства юноши.
— Но скоро все унижения Астурии кончатся, — убеждённо объявил Леллдорин. — Есть люди, в душах которых жива любовь к родине, и недалеко то время, когда они выедут на охоту за королевской дичью!
