А как они поначалу дивились, попав на яркий солнечный свет! Раскроют глаза и тут же опять закроют, потому как от яркого света глазам больно. Мало-помалу они начали щуриться, потом отважились оглядеться кругом — и тут посыпались вопросы!
— Мама, а что это — такое желтое, мягкое, теплое? — спрашивали они, имея в виду прекрасный чистый песок, выброшенный мамой Фридезинхен на поверхность земли, когда она рыла нору.
— Мама, а что это — коричневое, длинное, у меня зубы к нему липнут? — спрашивали они о смолистом корне сосны.
— Мама, это барсучонок так смешно кричит? — спрашивали они, подразумевая птиц, щебечущих в кронах деревьев.
— Мама, отчего мне так тепло, как будто я лежу у самого твоего брюшка? — спрашивали они, имея в виду солнце, согревавшее их.
У них был тысяча и один вопрос, и Фридезинхен, чтобы хоть немножко утихомирить детей, пришлось повести их вниз по склону к озеру, учить пить воду. Уж они и спотыкались, и кубарем катились, и падали вниз! Произошел даже один настоящий несчастный случай: Фрида так наловчилась катиться вниз по склону, — кубарем, кубарем, бум! — что внизу, конечно, не успела притормозить; она же не знала, что это светлое, блестящее — и есть вода; перекувырнувшись через голову, она упала в озеро, а тут большая щука, принимавшая на мелководье солнечные ванны, схватила Фриду и утащила ее на глубину, где с превеликим удовольствием ею и закусила.
Фридезинхен сначала очень испугалась, услыхав всплеск и увидав, как дочка исчезла в воде. А потом принялась бегать вокруг оставшихся детишек и считать их:
— Раз, два — много!
Все сходилось, и раньше их было много, и теперь тоже много. Все в полнейшем порядке. Вот видите, как полезно уметь считать только до двух!
После водопоя пришлось опять карабкаться вверх, к норе, это оказалось еще труднее, чем спускаться. Фридезинхен своим рыльцем то и дело подталкивала их. Но наконец они все добрались до прекрасного мягкого песка. Дети совсем выбились из сил, едва дышали, и мама позволила им еще немножко понежиться на солнышке. Они подставляли солнышку то спинку, то брюшко, а Фридезинхен между тем занялась чисткой своих детей: орудуя лапами и рыльцем, она начала наступление на вредных насекомых, расплодившихся в густой шерсти. А малыши были слишком счастливы и слишком утомлены, чтобы задавать матери еще какие-то вопросы. Белый свет, эта нора под развесистыми буками, каменистый, кое-где поросший мхом склон горы, сверкающая на солнце вода, окаймленная непрестанно шуршащим на ветру камышом, — все это было таким, каким было, о чем тут еще спрашивать?..
