После разговора с Бессоновым Юрий почувствовал себя воскресшим. Он уже не боялся ни за родителей, ни за себя. Он верил, что пройдет неделя или две и все уладится. Вернутся они в свою квартиру и заживут по-прежнему, спокойно и весело.
С нетерпением ждал он того часа, когда сможет помочь Бессонову, и ночью долго припоминал то, что слышал от отца и матери о картинах, о художниках, о различных школах живописи. Ему даже приснился сон про выставку, на которой были представлены удивительные полотна. Каждое каким-то непонятным образом соединяло в себе две или три широко известные картины. Боярыню Морозову везли по улицам гибнущей Помпеи. Иван Грозный убивал сына в лесу среди медведей. А крутой девятый вал нес на своем гребне мадонну с младенцем на руках…
Сани все летели по льду Обводного канала мимо темных безжизненных улиц и переулков спящего Петрограда. Молчали чекисты. Ветер бросал в лицо хлопья тающего снега.
Над головой проплыло что-то особенно темное. Юрий догадался, что они проехали под мостом. Матрос пошевелил вожжами и направил лошадь к берегу. Похрапывая, она вытянула сани наверх. Канал остался сзади.
— Ты — эксперт! — неожиданно произнес Бессонов. — Знаешь, что это такое?
— Знаю, — сиплым от холода голосом ответил Юрий.
— Твое дело — смотреть и опознавать ценные картины. Наш девиз: все шедевры подарим народу!
— А где смотреть? — спросил Юрий.
— Здесь. Уже приехали.
Сани остановились у высокого кирпичного дома. Один матрос остался на улице. Другой вместе со стройным чекистом в меховой шапке вошел на лестницу. Бессонов взял Юрия за руку и повел его за ними.
В полной темноте поднялись на третий этаж. Матрос требовательно постучал в какую-то дверь. Потом еще и еще раз. Наконец в квартире что-то скрипнуло и послышался деревянный приближающийся перестук, не похожий на человеческие шаги. Но раздавшийся затем голос был вполне нормальный, с приятной хрипотцой.
— Кто там? — спросил мужчина.
— Ты председатель домкома? — властно громыхнул в темноте матрос.
Юрий впервые услышал его рыкающий бас и вспомнил широченные плечи, которые всю дорогу тяжелой каменной плитой высились перед глазами.
— Я! — ответил мужчина и открыл дверь.
В одной руке он держал плошку с крохотным огоньком, другой прижимал к боку два костыля.
— Чека! — сказал матрос и протянул какую-то бумагу.
Председатель домкома и не взглянул на нее.
— Кому ж еще в такую пору? — Он опустил плошку пониже и осветил Юрия и карлика. — Только вот дети не пойму зачем?
