— Все-таки диссертацию защищать надо, — уверил его Кирьян. — Надо двигаться.
— Дурак ты, Кирька! Так бы и звезданул по тупой башке. Диссертация! Вот что запомни, если ты на своей диссертации, на этой и на следующей, и вообще на науке зациклишься, то тебе придет конец еще раньше, чем мне. Ты попросту превратишься в приложение к какой-нибудь своей гениальной схеме.
— Почему? — удивился Кирьян. Осторожно так удивился, как бы заранее соглашаясь.
У Новохатова пропала охота продолжать неуместный разговор. Да и что он мог сказать? Потешить друга тем, что заново пережевывает детские вопросы? А он их таки начал пережевывать, причем со смутным удовольствием, с затаенной гордостью впервые приобщившегося к высшей мудрости. Правда, все не совсем так. Он не передумывал заново вечные вопросы о бытии и смерти, он их теперь, может с опозданием, переваривал, выдавливал из нервных клеток, как накопившиеся шлаки. Сегодня утром в автобусе он вдруг, уткнувшись в окно, недоспавший, задумался о том, что, по-видимому, в жизни, как в природе, ничего нет загадочного. Нет ничего непредсказуемого в каждой отдельной судьбе. Необычные ситуации, в которые попадает человек, только поверхностному взгляду могут показаться случайными и зависящими от обстоятельств; на самом деле они неумолимо вытекают из характера человека, свойственны только определенной индивидуальности. То есть не случайности втягивают слабенького человека в свой неумолимый круговорот, а, напротив, сам он, проходя невредимым мимо тысячи ловушек, даже их не замечая, непременно попадает лишь в одну, ему соразмерную, и уж с восторгом или с нехотением, но увязает в ней по уши. Мыслишка была худосочная, так, для минутного употребления, но зато как она пришлась по сердцу Новохатову, каким блеском озарения пронзила его сознание. Что же, вот об этом и говорить с меланхоличным и всезнающим Кирьяном? Есть вещи, которые постигаются чувством, а уму представляются, искушенному, отрепетированному уму, смешными и поверхностными.
— Ты больше не пей, дорогой! — мягко посоветовал Новохатов другу, обреченно швырнув окурок в унитаз.
В зале уже надсаживалась стереорадиола (на оркестр триумфатор все же не потянул) и многие танцевали. Кира курила, и Новохатов подумал, что напрасно она это делает. Шурочка тоже курила, манерно держа руку с сигаретой на отлете. Одиноко сидел на своем месте Антон Сидорович. У него был изможденный вид. Новохатов подошел к нему Антон Сидорович подался навстречу, забавно, мелко затряс бороденкой.
