. Госпожа Боно - вдова, которая живет своими небольшими доходами... Я ей писал еще прошлого года, но она мне не отвечала... это меня удивляет.
ЭМИЛЬ. Она умерла два года тому назад.
СЕН-ФЕЛИКС. А, ну так не мудрено, что она ничего не отвечала.
ЭМИЛЬ. Но вот другое обстоятельство: госпожа Боно по отцу Лавердьер; так называется одна из боковых линий фамилии де Ратиньер.
СЕН-ФЕЛИКС. Я здесь родился, и моя настоящая фамилия тоже Лавердьер.
ЭМИЛЬ (в восторге). Что я слышу!
СЕН-ФЕЛИКС. Что значит этот знак восклицания?
ЭМИЛЬ. Стало быть, и вы также имеете право на наследство.
СЕН-ФЕЛИКС. Какое наследство?
ЭМИЛЬ. Как, вы не знаете? Вы, верно, не читаете журналов?
СЕН-ФЕЛИКС. Нет, я их больше не читаю, с тех пор, как они меня разругали. Впрочем, они могут говорить, что им угодно, но я говорю, как Фигаро: "Терпи обиды, дурак, потому что тебе нечем заплатить льстецу" Сегодня, однако ж, в гостинице мне случайно попался листок какой-то нравственной газеты; я спрятал его из любопытства. Посмотрите, какая пошлость, какая низость! (Это писано в тысяча восемьсот сорок первом году). (Вынимает листок и читает). "Театр есть самый испорченный плод просвещения. "Комедия", эта та называемая школа нравов, есть не что иное, как цепь гнусных превращений, в которых человек отрекается от собственного достоинства". Вандал, иезуит! Если бы ты мне попался...
ЭМИЛЬ. Оставьте это... обратимся к наследству.
СЕН-ФЕЛИКС. Это ни на что не похоже.
ЭМИЛЬ. Но наследство...
СЕН-ФЕЛИКС. Нет, как он смел это сказать!
ЭМИЛЬ. Вот, прочтите объявление об этом наследстве.
СЕН-ФЕЛИКС. Все вздор, все вздор. Будто я не знаю, что такое ваши объявления. В них и на живых-то врут как на мертвых, а о покойнике живого слова не скажут.
ЖУЛЬЕТА. Ах, батюшка, если б вы в самом деле имели право...
СЕН-ФЕЛИКС. Перестаньте, пожалуйста. Вы собьете меня с толку, сделаете то, что я лишусь памяти, а мне сегодня надо играть.
ЖУЛЬЕТА. Как, батюшка, вы опять хотите рисковать?
СЕН-ФЕЛИКС. Да, мой друг, я буду играть в первый раз перед здешней публикой, я хочу знать ее вкус...
ЖУЛЬЕТА. Вы всегда так говорите, и после все-таки продолжаете...
СЕН-ФЕЛИКС. Хорошо... слушай же, Жульета, слушайте, молодой человек... Клянусь Стиксом, то есть клянусь тобою, дочь моя, что если сегодня меня ошикают, то навсегда отказываюсь от театра... отказываюсь от моих драматических занятий, отказываюсь... но нет, я буду иметь успех, непременно буду: мне суфлирует мое сердце. Жульета, приготовь мне костюм башмачника Якова.
