Греческие календы | страница 15
—Хорошо, будь по-твоему! — с горькой усмешкой сказал он. — Я отказываюсь от сенаторского звания… добровольно...
— Поступок достойный подражания! — красноречиво поглядывая на скамьи, где сидели его враги, одобрил Октавиан и разрешил продолжить чтение списка.
— Квинт Серторий! — заглушая поднявшийся ропот, провозгласил Агриппа.
Худощавый, быстрый в движениях сенатор, известный самыми язвительными высказываниями в адрес Октавиана, торопливо выкрикнул:
—Отрекаюсь!
—Да ты что? — одернули его сзади. — Ведь так они расправятся со всеми нами!
—А ты предлагаешь мне надеть всадническую тунику и сидеть на зрелищах вместе с чернью? — зашипел Серторий и, обращаясь к консулам, еще громче закричал: — Отрекаюсь добровольно!
Агриппа с презрением посмотрел на него, затем — с нескрываемым восхищением на Октавиана и, явно торжествуя, назвал следующую фамилию:
—Публий Кресцент!
Обсуждение списка продолжалось. Теперь уже ни от чьего взора не могло укрыться что все то, что происходило в курии, делалось по желанию и воле одного человека. И этим человеком был Октавиан.
Заседание протянулось весь день и закончилось незадолго до наступления сумерек.
— Все! — устало выдохнул Агриппа, протягивая список другу. — Лучше в хорошей битве побывать... В следующий раз пускай сенаторы сами выкликивают друг друга!
Октавиан пробежал глазами по списку.
Двести его главных врагов были лишены своих ядовитых зубов. Не менее важное — его имя было внесено в список первым. И не почетное звание принцепса сената льстило его самолюбию. Теперь он первым мог высказать свое мнение на заседаниях. Это должно было прекратить шатания колеблющихся, вселить уверенность и ясность в сердца друзей и заставить оставшихся еще в сенате врагов выдать свои тайные мысли.
Но больше всего радовало его то, что сенат напуган. Отцы-сенаторы поняли, наконец, что с ним лучше жить в мире. А это означало, что скоро можно будет без особого риска приступить к главному акту придуманной им и тщательно разыгрываемой перед всеми комедии: отказу от власти, чтобы получить еще большую власть.
Прошло совсем немного времени и Октавиан, распуская сенаторов после очередного заседания, сообщил, что на завтрашнем он сделает важное заявление.
Всю ночь он провел неспокойно. Забываясь коротким, несытным сном, тут же вскидывался и в который раз мысленно отвечал себе на мучавшие его вопросы: "Может, отказаться от задуманного, пока не поздно и заявить завтра о чем-нибудь другом, например, о роскошном зрелище травли зверей, которое я готов устроить народу? Нет! — тут же останавливал он себя. — Я ничем не рискую. Игрок, который мечет фальшивыми костями, и тот не может быть так уверен в выигрыше, как я! Ведь сделано все, чтобы мой отказ не был принят. ."