— Лучше брось эту слабосильную рыжую уродину и выбери одну из женщин но-вансов!
С этими словами он умчался — только пыль столбом, — а я вернулся в пещеру, заранее зная, что меня ждет.
Наа-ее-лаа отлично понимала язык ва-гасов, очень похожий на ее собственный, и не успел я переступить порог, как на меня обрушился шквал царственного негодования.
Не желая ввязываться в перепалку, я молча принялся хлебать суп. Каким восхитительным показалось мне это мясное варево без соли и приправ!
Но лавадар, осмелившийся есть в присутствии Высочайшей — к тому же изволившей в данный момент гневаться, — наверняка нарушал целую дюжину правил дворцового этикета, и Наа-ее-лаа не замедлила мне об этом объявить. К тому времени, как она выдохлась и умолкла, я успел наполовину опорожнить котелок.
— Спасибо за очередной урок хороших манер, Неела. А теперь поешь, — я протянул котелок принцессе.
— Так ты решил поделиться со мной объедками, лавадар?! — задохнувшись от ярости, вскричала Наа-ее-лаа.
— Почему объедками? Я честно оставил тебе половину…
Дочь Сарго-та на какое-то время лишилась дара речи.
— Конечно, а чего еще можно ждать от итона, якшающегося с ва-гасами?! — наконец прошипела она. — В Лаэте даже последний скин постыдился бы разговаривать с четвероногими горными тварями!
— Если бы ты присмотрелась к ва-гасам получше, Неела, ты бы увидела, что они такие же разумные существа, как униты. В конце концов, именно Кус-ке мы обязаны сегодняшним обедом!
— Я ничем не обязана никому из ва-гасов! — отрезала нонновар, задирая носик к потолку. — А ты можешь отправляться к своим четвероногим, вместо того чтобы проводить время с такой слабосильной уродиной, как принцесса Лаэте!
Разговор принял опасный оборот.
Лунная девушка до сих пор тяжело переживала потерю своих роскошных волос (в Лаэте коротко стригли только рабынь) и считала, что болезнь превратила ее в дурнушку. Я часто слышал ее всхлипывания, когда она рассматривала себя в мое зеркальце для бритья, и никакие комплименты не могли утешить бедняжку: Наа-ее-лаа принимала их за грубую лесть. А ведь я был искренен в своих похвалах, как никогда!
Увидев слезы, заблестевшие в голубых глазах, я горько пожалел, что не проявил больше терпения и такта… Но было уже поздно.
— Ну, что стоишь? — взвизгнула Наа-ее-лаа. — Иди, валяйся с четвероногими грязными самками, пусть они наплодят тебе детенышей, таких же грубых и невежественных, как ты сам!
— Неела, что ты такое говоришь?!
