— Однако же вы из него стреляли?
— Не я. Это еще прежний… хозяин, наверное, стрелял.
— Зачем вы залезали в танк?
— Искал еду. Я оттуда консервы взял и сухари.
— Так? — это он уже к полицаям.
— Да, все так. Он еще банку гуталина оттуда выбросил. А сухари у него в логове были и одна открытая банка от консервов там же была. А вторую банку мы забрали, он ее открыть не успел…
— Достаточно. Вы говорили, — это он уже ко мне. — Что вы бежали из эшелона, где вы сидели. Как это?
— Ну, сидел-то я не в эшелоне, конечно. А в тюрьме.
— За что?
Я продемонстрировал ему свои руки.
— За это самое и сидел. Это, может для вас — тюрьма плохо. А я уж и привык.
— Зачем же бежали?
— Так на воле все одно — лучше. Да и слух прошел, что могут нас и не довезти вовсе.
— В смысле — не довезти?
— В том самом, что могут и к стенке поставить. Было уже такое, я слышал.
— То есть, вы хотите сказать, что бежали из эшелона и три месяца скрываетесь в лесах?
— Да уж и поболе трех месяцев будет…
— На что же вы надеялись?
— День прошел — уже и хорошо. Там, дальше — видно будет. А мне и так неплохо.
— И как же долго вы так собирались жить?
— Я, в свое время, из тайги, с Колымы, семь месяцев выходил — и ничего, вышел.
Переводчик повернулся к оберлейтенанту, и они минут пять о чём-то переговаривались. Поверили или нет? Чего мне теперь от них ожидать? Сказка моя шита белыми нитками, и раздолбать её — пять минут работы головой. Проверить все они, конечно, не сумеют, да и зачем это им надо? Поставить к стенке они и так меня могут, для этого все поводы у них есть.
— Господин оберлейтенант считает, что вы врете. Чем вы можете подтвердить свои слова?
— Ничем не могу. Если хотите, то можно сходить, трупы эти показать. Ну, немцев и этих вот…
— Вот вам карта — покажите.
— Не умею я с этими штуками обращаться. Пальцем, конечно, ткнуть нетрудно, да толку с того будет? Разве что, проводить туда кого-нибудь?
— Можно подумать, что у нас больше нечего делать, кроме как ходить с вами по лесам. У вас есть еще какие-нибудь сведения, способные нас заинтересовать?
— Откуда же? Не знаю я больше ничего.
— Господин оберлейтенант считает, что вы — партизан. И находитесь тут с целью нападения на германских солдат. Чем вы можете доказать обратное?
— Ну, считать он может все, что хочет, тут я ничего поделать не могу. А только, не партизан я…
БАМС!
И я оказался на полу. Кто-то из «дознавателей» приложил меня по затылку. Неслабо приложил, надо отдать ему должное. Я даже и не заметил, какой сигнал ему подал переводчик.
