Генрих VIII и его королевы | страница 73

Поднялась лавина сплетен и слухов, большинство из которых нельзя было проверить в то время, так что они остаются сомнительными и до наших дней. Самое большее, что можно было по этому поводу сказать, — нет дыма без огня, но, имея в виду накаленную атмосферу ренессансного двора, даже это вряд ли соответствовало истине. Обвинения, которые были выдвинуты в Вестминстер-Холлс против Уэстона, Норриса, Брертона и Смитона 10 мая, были довольно специфическими и требовали специального утверждения и особых актов судов Уйатхолла или Хэмптона в особые дни. За исключением Смитона, все они не признавали себя виновными по всем пунктам обвинения, но Кромвель постарался, чтобы жюри составили почти исключительно известные враги Болейнов. Их было найти нетрудно, и все они являлись влиятельными людьми, которым было что выигрывать или терять в подобном подозрительном спектакле. Все подсудимые были признаны виновными и должным образом осуждены. Саму королеву и лорда Рошфора судили два дня спустя в Грейт-Холле Тауэра, но в отношении Анны вердикт, вынесенный против ее сообщников, уже предопределял приговор. Понимая это, она воспользовалась своим положением и отвечала на обвинения в такой манере, которую даже ее враги признали убедительной и впечатляющей. Ее обвинили, приписав ей целый список супружеских измен, начиная с осени 1533 года, но к тому же и отравление Екатерины, попытку отравить Марию, насмешки над телесным недостатком короля и участие в заговоре с целью его убийства^>[115]. На обвинения в измене она могла лишь ответить, что встречи, о которых упоминалось, были вполне невинными как по намерениям, так и фактически. Разумеется, она встречалась и беседовала с упомянутыми мужчинами; все они были придворными, которых ей трудно было избегать. «Если какой-то мужчина обвинит меня, — заявила она, — я могу лишь сказать „нет“, и они не смогут представить свидетелей»^>[116]. Свидетели могли подтвердить факт встречи, но не то, что во время ее произошло. Обвинения в отравлении она попросту отвергла, и единственная улика против нее состояла в неосторожной угрозе, которая у нее случайно вырвалась.

Обвинения в заговоре против короля, в большинстве своем самые серьезные, являлись при этом и самыми туманными. Возможно, телесным недостатком, о котором шла речь, была импотенция, потому что в странной конфронтации с судьями оказался лорд Рошфор, подозревавший, что двор слышал, как Анна и ее дамы шутили над королем. За этим скрывался зловещий намек на колдовство, и эхо подобных же подозрений можно услышать в чрезвычайно изощренных описаниях ее приемов обольщения