Генрих VIII и его королевы | страница 102

Незамедлительного кризиса удалось избежать, потому что даже Генрих понимал, что он себя связал и не может отступить по собственной прихоти. Брак был отсрочен на пару дней на тот случай, если будут найдены более или менее уважительные причины, но таковых найти не смогли, и англо-клевский альянс был скреплен в комнате королевы в Гринвиче 6 января 1540 года^>[169]. При создавшихся обстоятельствах неудивительно, что это было полной неудачей. Формальное великолепие приема Анны в Охотничьем Зале, великолепные свадебные наряды и драгоценности лишь слегка прикрывали глубокое разочарование мужичины и недоумение молодой женщины, которая, должно быть, гадала, что же она сделала плохого, чтобы вызвать такой холод, который она ощущала. Между этой первой зловещей встречей и самой свадьбой король не прекращал жаловаться, что он надел себе на шею хомут, он «не был готов», он идет на это только для того, чтобы «всем доставить удовольствие», и так далее. Не слишком обнадеживала и позиция его подданных. Как говорили в народе, германцы — это «нищие мошенники», а новая королева — еретичка, которая собьет его с пути. Все это должно было сильно встревожить Томаса Кромвеля, архитектора этого брака. Он делал все, чтобы смягчить своего хозяина и, должно быть, страстно надеялся, что эта унылая, но далеко не уродливая девушка сможет так преуспеть в постели, что убедит своего раздраженного властелина оставить все печали. Вместо этого ситуация становилась все более тяжелой. Брачная ночь закончилась полным фиаско. Анна не просто была девственна, она была в такой степени невинна, что это обескуражило бы и более пылкого любовника. Она не только не знала, как вести себя с мужчиной, она даже не понимала, что должна как-то реагировать. Ее возлюбленному следовало быть мягким, понимающим и терпеливым, а Генрих всеми этими качествами не обладал. Он периодически страдал импотенцией и всегда был неуверен в собственной мужественности. Что сама Анна думала о своей брачной ночи, никто не ведает, хотя одна из ее дам заметила, что если судить по началу, то герцога Йоркского придется ждать очень долго^>[170]. Королева, казалось, не была ни унижена, ни особенно обескуражена тем, что произошло, и с ужасом отвергла предложение о том, что она может получить совет от какой-то более опытной дамы.

Король соответственно объяснил неудачу отталкивающей внешностью Анны, которую он изобразил графически, но это скорее всего было чисто рассудочное объяснение. Похоже, что в то время он был вежлив и разумно доброжелателен, упорствуя в течение четырех ночей, прежде чем отказаться от дальнейших усилий одновременно с яростью и облегчением. Разумеется, неудача не была его виной. С его сексуальными рефлексами все было в порядке, просто Анна его не возбуждала: «Мне она и до этого не нравилась, а теперь не нравится еще больше». Он сделал все, чтобы исполнить свой долг во имя всяких глупостей, и напомнил Кромвелю с достаточной откровенностью, что он впервые попробовал жениться по соображениям политики, а не любви. Это не соответствовало его сущности. Между тем политика оставалась делом важным. Карл и Франциск могли не иметь серьезных намерений объединиться для нападения на Англию, но они все еще проявляли очень мало дружеского внимания к интересам Генриха. Карл V в тот момент находился в Париже по пути из Испании в Германию и его старательно развлекали при французском дворе. Герцог Клевский мог не располагать большой силой, даже не быть достойным союзником, но его владения были расположены слишком удачно, чтобы быть помехой для императора, и что бы ни думали по этому поводу англичане, он не был лютеранином. Генрих очень скоро решил, что Анне следует уехать. С его точки зрения, у нее не было спасительных достоинств, поскольку она была так же бесполезна среди оживленного и культурного ренессансного придворного мира, как и в постели. С другой стороны, ему не хотелось огорчать герцога Клевского. Как ни пререкался он с Кромвелем, намереваясь отправить его с неподходящей женой, весной 1540 года еще не было признаков того, что король и его первый министр заняли противоположные позиции в международной политике.