К самым сложным явлениям жизни он, как мне показалось, подходил с какой-то упрощенной меркой. Его суждения и характеристики людей были чрезвычайно однообразны: «Наш человек». Или: «Честный работяга». Когда однажды он сказал это на заседании бюро райкома, Егоров, вспыхнув, прервал его:
— Поймите, товарищ Приходько, этого очень мало — «наш человек», «честный работяга»… Ведь мы посылаем товарища не за прилавок муку продавать, — хотя и за прилавком нужны свои деловые качества, — а мы посылаем товарища на партийную работу, руководить людьми…
Как-то на другом заседании бюро Егоров попросил Приходько дать ему справку по вопросу о строительстве школ.
— Это не по моему ведомству, — сказал Приходько.
Он знает уголь и только за этот участок он отвечает.
Егоров пристально посмотрел на Приходько.
— Помнится, году в тридцать пятом, — сказал он спокойно, — на Всесоюзном стахановском совещании товарищ Сталин заметил парторгу шахты «Центральная Ирмино», что коммуниста, партийного руководителя, все касается.
Больше ничего он в этот вечер не сказал Приходько, но сам Приходько сидел молчаливый, задумчивый.
Меня удивляло, почему Егоров, который, вероятно, лучше моего видит порочность стиля работы Приходько, почему он прощает ему многое. И я как-то не сдержался и сказал об этом Егорову. Чем больше я говорил, тем более хмурым становилось лицо Егорова. Я даже пожалел, зачем я начал этот разговор, но продолжал говорить то, что я думал о Приходько.
— Мне кажется, — сказал я, — он, Приходько, берется за многое и, вероятно, ни одно дело не доводит до конца.
— Вот тут вы ошибаетесь, — горячо возразил Егоров. — Приходько мужик цепкий, он не из тех «интеллигентов», которые могут утопить в болтовне любое живое дело. Он человек цепкий, — повторил Егоров.
Я ждал, что он скажет дальше, но Егоров молчал. И я уже ругал себя за то, что по-видимому, своими словами я грубо влез в тонкую и сложную область взаимоотношений руководящих работников нашего райкома.
Егоров подошел к окну.
— Душно!.. — сказал он и, продолжая оборванный разговор, еще раз повторил. — Мужик он цепкий, работник он сильный, но… однобокий. Он прекрасно держит в памяти цифры добычи угля по району и по каждой шахте в отдельности. Он может в любую минуту обрисовать хозяйственное положение, обстановку на шахте. Это живой, исполнительный работник и притом хороший организатор. Но этого, знаете ли, мало для политического руководителя. Чего ему не хватает? — спросил Егоров. И он долго молчал, размышляя над тем, чтобы найти правильный ответ. — А вот чего, — сказал Василий Степанович и повернулся ко мне. — А вот чего, — повторил он,— умения видеть жизнь в движении.
