— Как я понимаю, в той мастерской можно за день вполне наглядеться на людей.
— Там другое. Ей нравится на эстраде. Для нее это… ну как колдовство.
— Я б ей показала колдовство. Красуется там невесть перед кем. Это при живом-то муже, да и девочка подрастает.
— Ну, вы старомодны, миссис Сагден. И считаете, все должны быть как вы.
— Я словно мамаша с тобой говорю, так ведь? Между нами и десяти лет разницы нету. — Она поставила на стол яичницу с ветчиной. Теперь в одной руке была буханка, в другой застыл нож. — Знаешь, хочется думать: с годами прибавилось хоть немного ума.
— Выходит по-вашему, я и работать ей должен запретить.
— А что? Имело бы смысл. Ведь целый день работает на этого типа, да еще по вечерам ходи с ним куда попало. Она ж, считай, видит его в десять раз больше, чем тебя.
— Ну не каждый вечер она уходит. Вы же не хотите сказать, что…
— Я ничего не хочу сказать. Только вижу я легкомыслие, которому следует положить конец. Ну ешь, а то остынет.
— Может, это у меня не все как следует.
— У тебя? — Она снова посмотрела ему прямо в глаза. Нож на этот раз застыл, не дорезавши хлеб.
— Я ведь не зарабатываю столько, чтоб у нас было все нужное. И дома мало бываю. Чего же тут удивляться, приходится ей работать, а развлечься тоже хочется.
— Эге, многие женщины тоже бы… — Она умолкла, словно боясь наговорить лишнего, затем двумя резкими взмахами отрезала кусок хлеба. — И что это ты вечно себя принижаешь, чурбан этакий! — Она отвернулась, и то, что сказала затем, прозвучало тихо и даже невнятно, как намек, что разговор окончен: — Ты вправду чурбан, иначе давно бы указал мне: не суй нос в чужие дела.
Именно так и надо ему поступить — или больше здесь не бывать. Да жаль. Лучшего пристанища не найти. Она стояла к нему спиной и молчала. Брайен взял кусок хлеба, обмакнул в желток и принялся за еду.
— Ну вот все и устроилось, Глория, твой папа будет дома.
Девчушка сидела на диване рядом с Брайеном, уставясь на голубевший прямоугольник телеэкрана. Музыка неожиданно зазвучала очень громко, изображение дрогнуло, фигуры заколебались. Так бывает, если смотреть сквозь потревоженную воду.
— Ох, всегда так, — сказала Глория, — портится на самом интересном. Пап, покрути там какую-нибудь ручку.
— Я уж отлаживал, — ответил Брайен. — Наверно, помехи.
— Нет, сам телевизор барахлит, — вмешалась Джойс. — Пора нам завести новый, — Она рассеянно оглядела комнату. — Куда это я дела свою расческу? Ты, Глория, не брала? Я у тебя спрашиваю, Глория.
