Дожидаться нового жилья семье Михаила пришлось недолго. После пожара на даче квартиру ему выделили вне очереди. Дом стоял на высоком берегу Москвы-реки посреди ромашкового поля и любимого пчелами донника. Воздух здесь можно было пить, как целебный чай.
– Мы едем жить в Москву, ура! – кричал Михаил-младший, которого врачи выписали из больницы только через два месяца после пожара. Он путался у взрослых под ногами, не давая укладывать вещи, скакал между ними на палке с лошадиной головой. – Мама, скажи, а лошади могут жить в доме?
– Да, дорогой, – Настя с грустью взглянула на сына.
Лицо его было обезображено двумя большими рубцами: от виска к подбородку. Одно веко нависало красным валиком, а мочка правого уха полностью отсутствовала. Доктора, правда, обещали, что можно будет убрать следы ожогов после того, как Миша перестанет расти.
– Моя вина, это я не доглядела. Господи, прости меня. – Она бесконечно винила себя и задавалась одним и тем же вопросом: почему книга, которая побывала в печке, осталась совершенно целой, а ребенок так изуродован? Она уговорила Михаила заказать сейф, чтобы хранить книгу в нем, и была уверена, что впредь не допустит того, чтобы книга попала в руки сына.
Первым в дом пустили Шкалика. Он к тому времени вырос, стал толстым и наглым. Шкалик дом оценил. Лениво заглянул в большие пустые комнаты, прошелся по широким подоконникам и устроился на кухне, поближе к плите. Настя не могла поверить, что вся эта громадная квартира из четырех комнат теперь ее собственная. Гостиная, спальня, детская и даже отдельная комната для няни! Она закружилась, задрав голову к потолку: красиво-то как – люстра хрустальная, стены в комнатах расписаны под шелк розовыми и голубыми пионами, огромная кухня с газовой плитой, большая ванная, душ с горячей водой… О таком она даже мечтать не могла, а еще был балкон.
Облокотившись на перила, они с Михаилом смотрели, как солнце садится за рекой в поля.
– Настя, ты только глянь, дивно-то как, – прошептал Михаил. – Теперь каждый закат будет наш.
– И восход тоже, – ответила Настя, положив голову на его плечо. – Наша комната окнами на восток смотрит. Миша, а давай новоселье справим, – предложила она, – гостей позовем, соседей твоих старых и еще кого хочешь.
– Скажи, Настёна, ты ведь в Москве долго жила, почему у тебя подруг совсем нет?
Настя вздохнула:
– Знаешь, Семен говорил, с кем попало общаться нельзя – может работе помешать. Всех моих подружек от дома отвадил, а его друзья мне не нравились. Вот если бы можно было моих девчонок лагерных созвать – Татьяну, Зинаиду, Катьку… Я часто о них думаю, все жду письма. Татьяна обещала своей почтой голубиной переслать, но пока ничего. Молюсь за них и верю, что вернутся они живые. Ну, не может же быть, чтобы Татьяну Карпинскую, любимицу народную, сгноили в лагерях. Не верю!
