– Вы – добрый гений! – смахнула слезу одна из сестер. – И даже не можете представить, что для него это значит: Настя нашлась и сын родился! Какое счастье!
Приказ сверху о том, что он, как литерный сотрудник, должен остаться в Москве, Михаил нарушить не мог, но продолжал упорно добиваться отправки на фронт. Он знал, что смерть сама его там найдет, ведь она всегда безошибочно вычисляет тех, кто жить расхотел. Сегодня он провел восемнадцать часов под землей на строительстве новой ветки метро. После начала войны метро не работало всего один день, и сразу же было принято решение продолжить строительство новых станций, а имеющиеся превратить в бомбоубежища. Домой Михаил вернулся глубокой ночью. Удивился, что никто не спит: ни сестры Прокофьевы, ни дед Егор. Они сидели на кухне и пили самогон, припасенный дедом Егором до «лучших времен». Лица соседей не оставляли сомнений, что для них эти времена уже наступили. Завидев Михаила, все дружно бросились к нему с поздравлениями, смысла которых он никак не мог понять: «Какой Миша? Чей сын, где?» А когда прочел странное письмо, не удержался на ногах, хорошо, дед Егор вовремя подхватил, не дал упасть.
Ответ от Михаила пришел накануне Нового года. Татьяна, еле сдерживая смех, передала Насте письмо. Московская подружка ответила «мордовской племяннице», что к Прокофьевым сходила и те Михайле задали жару. Теперь он обязательно приедет к Насте и никогда их с сынишкой не бросит. Пусть девка не сохнет, любит он ее, по всему видать…
Этой ночью было морозно. Дым из трубы, как собачий хвост, стоял торчком над крышей барака, подбираясь к ярким рождественским звездам. Настя вырезала из белого картона маленького ангела с крылышками, приделала нитку и повесила на елку, которую комендант распорядился поставить в клубе.
– Ангел, ангел, благодарю тебя, ты сделал все, как я просила. Теперь у меня есть Миша-маленький. Очень тебя прошу, сохрани его отца Михаила… или Николая, не знаю, как правильнее… Пусть он живет долго, и пусть мы обязательно встретимся.
От сквозняка ангел резво раскрутился на нитке, словно захотел взлететь и, прошмыгнув между прутьями зарешеченного окна, вырваться на свободу.
Сразу после Нового года случилось чудо: Настю, как мать с грудным ребенком, перевели из лагеря на спецпоселение. Живя в поселке, она должна была выполнять ту же самую работу: трудиться на швейной фабрике, устраивать концерты для начальства, издавать газету «Светлое завтра». Председатель поселкового совета – Петр Васильевич Пасько, а для всех просто Василич – давно на нее глаз положил. Он-то и помог ей с жильем. Настя и Миша перебрались в здание совета, где на втором этаже была больница. Там, в больнице, и выделили им угол, огороженный ширмой и шкафом. Закуток маленький, но зато с окном. Это было счастьем: тепло, уютно. Появилась надежда, что болезненный, худой, плохо евший и вечно поносящий Мишутка пойдет на поправку. Фельдшерица, правда, очень сомневалась, что младенец удержится на этом свете – доходягой родился, доходягой и помрет. И если бы не председатель, так тому и быть.
