Звонили в основном из квартир, поэтому установить номер телефона и адрес не составляло труда. Проверяли даже звонивших детскими и женскими голосами, потому что психолог предположил, что Выродок может либо изменить голос, либо у него от природы может оказаться какой-нибудь недостаток голосовых связок.
Лишь один звонок был сделан из автомата, но приехавшая бригада застала в будке девятилетнего мальчишку, на полном серьезе заявившего, что ненавидит всех людей и будет их убивать.
Всего позвонили четырнадцать женщин, причем две из них действительно страдали психическими расстройствами, но, слава Богу, никого пока не убили, остальные — просто девицы, звонившие от нечего делать, «чтобы познакомиться с журналистом». Одна, страдавшая от неразделенной любви, пригрозила убить и «его» и «ее» за коварный обман.
Из тридцати шести мужчин двое были в столь почтенном возрасте (семьдесят девять и восемьдесят три года), что выпадали из числа подозреваемых автоматически, хотя и сказали, что за свою нищенскую старость «готовы перестрелять всех демократов». Остальные оказались обычными перезрелыми оболтусами и бездельниками. Одна девочка обиделась на родителей. Кроме девятилетнего человеконенавистника, еще один одиннадцатилетний парнишка позвонил просто так, «чтобы посмотреть, что получится».
Если учесть, что каждый выезд обставлялся в соответствии со строжайшими инструкциями генерала «не рисковать», «не лезть на рожон», а просто тихо, мирно установить личность звонившего, под любым благовидным предлогом проверить документы и без пыли уехать, то можно себе представить состояние оперативников, мотавшихся по городу практически беспрерывно, жевавших на ходу сухие пайки, и все это для того, чтобы отловить очередного телефонного пирата.
Успенский тоже был зол, но повторял непрерывно: «Что Бог ни делает, все к лучшему! Не ОН и слава Богу. Опять все живые вернулись!»
На четвертый день к вечеру, когда журналист собирался домой, в редакции появился пацан лет двенадцати, который сказал, что корреспонденту Любомудрову он должен кое-что передать. Ему показали журналиста. Парнишка подошел к нему, попросил наклониться, долго что-то шептал, для удобства привстав на цыпочки и обхватив Любомудрова за пиджак. Любомудров почти ничего не смог разобрать. Мальчишка твердил что-то про отчима, который самый настоящий зверь, бьет мать и наверняка убьет их всех, если «дядя корреспондент не заступится».
Любомудров наконец не выдержал и сказал:
