— Здорово, здорово! — обрадовался Савелий. — Я тебя тоже шибко люблю! Пей, друг, чай! Ешь сохатину! Ешь! Не жалко!
Власий уселся на почетное место у камелька и пододвинул к себе свою суму. Перекрестившись, он достал взятый в дорогу хлеб, мешочек с солью и матушкину бутыль с настойкой. Он поглядел на свет на бутыль, вытащил пробку и налил пахучего напитка в маленький стаканчик. Макар Павлыч наклонился к нему и шепнул:
— Савелке налейте полный, а другим можно и по половиночке!
Власий кивнул головой и протянул налитый до краев стаканчик Савелию. Тунгус осторожно взял стаканчик, от удовольствия зажмурился и прежде чем выпить вежливо проговорил:
— На угощеньи спасибо! Шибко спасибо!
Стаканчик обошел всех тунгусов. Все пили и благодарили за угощенье. Все пили и жадно поглядывали на бутыль. Но Власий, налив всем по одной, да притом еще и не полной, тщательно закупорил бутылку и спрятал ее в суму. Тунгусы вздохнули. Савелий покосился на батюшкину суму и прищурил глаза.
— Давно, ох, давно не пили! Перестали разве ее делать теперь? Пошто в лавках нету! Пошто у новых купцов не стало ее?
— Пошто? — насторожились тунгусы и потянулись жадными взглядами к Макару Павлычу, к Власию.
Макар Павлыч тихонько толкнул Власия в бок: молчи, мол.
— Делать ее не перестали, нет! — объяснил он. — В городах ее самым любезным делом выгоняют да в продажу пускают. А вот сюды, вам не допущают ее. Жалеют для вас новые купцы. Не любят вас... Не душевные они к вам...
— Ух! Плохо! — закачали головами тунгусы. — Плохо!
Но кто-то один, помоложе, просунулся из-за спин и, вынув трубку изо рта, осторожно запротестовал:
— Худо от нее! Вот от этого ее и не допускают сюда... Худо! Разве мало прежде наших людей вред от нее получали? Много! У меня отец замерз в тайге. Много-много выпил ее, одолела она его, он и застыл, как строганина, как расколотка...[5]
Тунгусы сканфуженно вслушались в слова молодого. Макар Павлыч и Власий беспокойно заерзали на песте.
— Откуда этот? — тихо спросил Макар Павлыч Савелия. — Кто его этак-то научил?
— Летом он с вашими, русскими людьми по тайге ходил. В стекла люди смотрели, камни отколачивали от хребтов, землю копали. С ними он ходил! Слова он разные знает! Много-много!..
Макар Павлыч мотнул головой и крякнул.
— Эх, милый ты человек! — весело и приветливо обратился он к молодому. — Да ведь вред-то от вина только тому, кто его жрет без пути! А кто ежели в охотку, да после охоты выпьет, то какой же вред?.. Если б был прямой от него вред, рази в городах допустили его пить? Нет! А то русским, нам, скажем, можно, а вам, тунгусам, запрет! Почему?
