«Маловата будет», — пронеслось у меня в голове.
— Самый подходящий возраст, — сказал толстяк.
— Знаете, мне бы хотелось воспитать у нее чувство ответственности, — пустился в объяснения усатый.
Только этого мне не хватало. Попасть к безответственной девице. Наверное, какая-нибудь распустеха вроде морской свинки. А если еще и ленивая, как кастрированный кот?!
— Понимаете, девочка часто бывает одна… — продолжал усатый.
Это уже лучше. Значит, есть шанс, что она будет за мной все-таки толком ухаживать.
— Конечно, если ребенок часто бывает один, хорошо, когда ему есть с кем поиграть, — вклинился толстяк.
Ужас. Будет меня таскать везде за собой. Что я ей — кукла?
— Ее зовут Софи, — сообщил дядька.
Ну, и какое имеет значение, как ее там зовут?!
— И представляете, — продолжал болтливый покупатель, — она только еще научилась читать и уже попросила у меня купить ей книжку о золотых хомяках.
«Все, сдаюсь», — решил я, услышав это.
Мои коллеги продолжали вовсю суетиться: они кувыркались, скакали, как блохи, и гроздями висели на колесе.
Я выдвинулся в центр клетки и встал на задние лапы. Так, теперь приосанимся, как медведи в зоопарке.
По телевизору я видел, как реагируют люди на этот простой трюк. Уж не знаю, почему им так это нравится. Может быть, медведь на задних лапах напоминает им маленького человечка? Впрочем, не важно. Я стоял как пень посреди клетки, выпучив глаза и приоткрыв рот. Я чувствовал себя выдающимся артистом, выступающим перед огромным залом. Я буквально слышал, как они восторгаются мной. Глазки-пуговки, ах как мило! И ротик открыл — чудеса! И усами шевелит — потрясающе! Ой, вон как мордочку свою намывает, ну прямо тяпа!
Результат не замедлил себя ждать.
— Вон тот, посередине, очень даже симпатичный! — сказал усач.
Ну, наконец-то.
— Только что-то он у вас какой-то вялый по сравнению с другими… — задумчиво продолжил он.
Это я-то вялый?! Я тут же подпрыгнул, а потом еще сделал в воздухе изящное сальто-мортале. Зря, что ли, я тренировался?!
Продавец рассмеялся:
— Ну, что вы, какой же он вялый. Он у нас самый шустрый хомяк.
Этот придурок сейчас все испортит. Зачем перехваливать?
Я же говорил! Вон как усач насторожился, смотрит подозрительно!
— Вы, похоже, просто хотите от него избавиться!
Все, хана! Так, пускаем в ход главный номер, над которым я так долго и упорно работал. Вряд ли есть на свете хоть один хомяк, который мог бы повторить этот этюд с таким изяществом. Я поднимаю правую лапу высоко-высоко и начинаю махать ею, стараясь, как медведи, не терять при этом достоинства.
