– О, да здесь все уже полным ходом! – воскликнула Муся. – А запах…
– How are you? – храбро обратилась Лиза к Майре.
– Fine, thanks, – как по учебнику ответила англичанка, – and you?
– I am fine too! Thank you, thank you, thanks! – засмеялась Лиза от радости, что получился хоть и простейший, но складный english-диалог.
А Майра, очертив своей сухонькой ладошкой раскрасневшееся Лизино личико, улыбаясь, молвила:
– Beautifull.
Лиза снова ее поблагодарила и радостно рассмеялась. Китти, продолжавшая старательно подносить Терри куски мяса, крикнула:
– Смейся, смейся, бездельница!
– Сама бездельница! Выбрала себе легкую работу, а я вот буду делать самое ужасное…
– Это шо ж такое?
– Лук резать! Обрыдаюсь щас вся…
– Па-адумаешь! Это даже полезно.
– Ага. Вот и режь сама…
– Девочки, только не драться… – вмешалась Мусенька. – Вот молодец, Лизок, как ровненько нарезает… Ах ты боже мой, она и впрямь вся в слезах… Накось платочек, вытри…
Наконец женщины все нарезали, нашинковали, замешали и сервировали. А Терри отлично справился – азартно и весело – с ролью единственного добытчика и кормильца. Огонь жаровни разгорался все сильней, освещая алчно-заинтересованные лица сотрапезников. Они нетерпеливо приплясывали вокруг жарящихся на огне кусков, то есть ничего за тыщи и толщи лет не изменилось – как плясали вокруг добычи, так и пляшут.
И вот все уже на столе, изысканная посуда, бокалы, вина. И наступил момент раздачи кусков, теснящихся на шампурах в свите печеного лука, перцев и помидоров…
А в холодильнике, между прочим, ждал своего выхода трехступенчатый малиновый торт, только что привезенный Мариночкой из Франции. Да, да, из Франции, потому что от их деревушки до французского городка Дивон – всего пятнадцать минут, и время от времени она гоняет туда за этим тортом или еще чем-нибудь.
Китти вдумчиво съела по куску телятины, свинины, осетрины и, медленно облизнувшись, объявила:
– Теперь можно и умереть.
– Хватит уже умирать, – шепнула Лиза. – То за ботильоны готова жизнь отдать, теперь за кусок мяса.
– Ладно, – согласилась Китти, – поживу еще.
Как-то быстро вдруг стало темнеть, и из окна потянуло нежным и острым альпийским холодком. Майра с Мусенькой накинули принесенные Мариной пледы, а девчонки и Терри не захотели – совсем же не холодно, сказала Китти.
– Ну, это как сказать, – ответила Марина, натягивая свитерок.
«Вот, блин, опять!» – спустя какое-то время с досадой подумала Китти, потому что вдруг ощутила знакомое пощипывание в горле. Она вообще часто простуживалась, но заболеть здесь, в Швейцарии, глупее не придумать. Надо будет перед сном попросить у Марины что-нибудь от простуды. Между тем все капитально объелись, трапеза продолжалась уже лениво, и лишь глаза гостий продолжали гореть неугасимым огнем. При хозяевах они старались выглядеть пай-девочками, чинно болтающими то по-русски, то по-английски. Впрочем, что касается Китти, то «по-английски» – слишком сильно сказано. Это были какие-то туманные мурлыканья, улыбки и кивки – нечто вроде туземного танца дружелюбия. Но стоило им оказаться вне поля зрения хозяев – вышли на воздух подышать, – как они тут же начали строить друг другу рожи и подпрыгивать, не в силах сдержать ликования – они в Швейцарии! А завернув за угол дома, туда, где таинственно густел и вздыхал сад, даже пробежались на четвереньках наперегонки. Я! Я первая! Нет, я! – такой это был непереносимый восторг и воля! Вернулись в дом, и снова – кроткие такие овечки…
