Повернувшись и сказав что-то Трэвису Де-Коппету, в двух рядах позади ей удалось разглядеть бледную нижнюю половину лица; во время взрыва аплодисментов, последовавшего по окончании гейма, она обернулась и тщательно зафиксировала все черты лица целиком, обведя небрежным взглядом ряд зрителей.
Это был рослый, даже высокий, юноша; довольно маленькая голова покоилась на удивительно широких округлых плечах. Лицо у него было бледное; глаза были практически черные, и в них светился напряженный и страстный огонек; губы были чувственные и решительные. Он был плохо одет: зеленый костюм лоснился, галстук был короткий и потрепанный, на голове была дешевая шляпа. Когда она обернулась, он бросил на нее суровый и алчный взгляд; он не отвел от нее взгляда и после того, как она отвернулась, словно собираясь прожечь глазами дырку в тонкой соломе ее шляпы.
Жозефина вдруг осознала, какое приятное зрелище разворачивалось перед ее глазами, и, расслабившись, стала прислушиваться к почти ровному «хлоп-шлеп, шлеп-хлоп-хлоп» мячиков, глухим звукам прыжков и обертонам «Ошибка!», «Аут!» и «Гейм и сет, 6–2, победил мистер Обервальтер!» арбитра. Вдали от игры и сплетен солнце медленно клонилось к западу. Все сегодняшние матчи закончились.
Встав с места, миссис Макри сказала Жозефине:
– Так вы не возражаете, если я приведу к вам Дональда, когда он переоденется? Он никого здесь не знает. Я так на вас рассчитываю! Где мы сможем с вами встретиться?
Жозефина снисходительно взвалила на себя эту ношу:
– Я буду ждать вас прямо здесь.
На уличной танцплощадке рядом с клубом уже звучала музыка и слышался звон подносов официантов; толпа зрителей повалила с главной трибуны. Жозефина отказалась идти танцевать, и трое юношей, каждый из которых был когда-то в нее влюблен и потерял ее, тут же удалились в поисках новых перспектив. Из-за трибуны до Жозефины донеслись их хорошо знакомые шаги: проворные и драматические – Тревиса Де-Коппета; твердые и бескомпромиссные – Эда Бемента; послышалась косолапая поступь Элси Керр; а вот и новые туфли Лилиан, и высокие ботинки на пуговичках какой-то невозможной девицы. Затем опять послышались шаги; на трибунах почти никого уже не осталось, опустевшие корты накрывали холстом. Чьи-то неуклюжие шаги по настилу донеслись до нее сзади, а затем кто-то шумно уселся рядом на скамью, резко приподняв ее вверх на целый дюйм.
– Надеюсь, вы не испугались тряски?
Это был тот самый мужчина, которого она заметила и тут же забыла. Он все еще казался очень высоким.
