Несмотря на это самоувещевание, на душе по-прежнему было гадко, и Глеб решил себя срочно чем-то занять. Оглядев бесконечные стеллажи, набитые книгами и коробками, он снова приступил к методичному поиску хоть чего-то, что помогло бы понять, какое отношение Рамон имеет к убийству Дуарте.
К тому времени, когда вернулась Вероника, Глеб уже успел разобрать полторы полки, но так и не нашел ничего достойного внимания. Тогда он решил переключиться на стряпню, ведь нет ничего приятнее, чем готовить еду из хороших продуктов.
– Ты голодна?
– Не то слово.
– Как ты смотришь на итальянскую кухню?
– Ну приличную пасту я тебе запросто приготовлю, а что-то более сложное уже вряд ли.
– Ты не поняла, готовить буду я.
– Ты?
В голосе Вероники послышалось столь искреннее сомнение, что Глеб почувствовал приступ здоровой спортивной злости. Он легонько подтолкнул Веронику к двери и принялся выбирать подходящую сковороду.
– Прошу посторонних очистить помещение и дать мне сорок минут. Будет вам и первое, и второе, и третье.
– Ты серьезно?
– Еще один такой вопрос, и я дам тебе по башке чем-нибудь тяжелым.
– Это ж надо, Стольцев – и у плиты.
Сделав страшное лицо, Глеб взвесил в руке самую большую из сковородок.
– Молчу-молчу, – взвизгнула Вероника и проворно скрылась за дверью.
Глеб с удовлетворением осмотрел кухонную утварь, перебрал запас специй и облачился в фартук. Сгодится. Пришло время дать мастер-класс.
Пятьдесят минут спустя он торжественно распахнул дверь кухни. За дверью обнаружилась Вероника, втягивающая носом воздух.
– Боже, какие запахи!
– А то, – с достоинством констатировал Глеб, снимая фартук. – Кушать подано. Аплодировать можно сидя.
После того как Вероника, причмокивая, признала, что тосканская рарра al pomodorо[15] как минимум не уступает знаменитому андалусскому гаспачо и что она в жизни не ела ничего вкуснее запеченной в духовке телячьей скьяччаты с грибами и розмарином, Глеб вынул из холодильника миску с мороженым, заправленным клубникой, лимонной цедрой и листьями мяты.
Вероника засунула нос в миску и закатила глаза.
– Стольцев, ну ты даешь! А ведь каких-то пятнадцать-семнадцать лет назад ты и с яичницей-то с трудом справлялся. Кто ж знал, что ты научишься вот так кашеварить? Как говорится, ничто не предвещало…
– Ну ладно, скажешь тоже: «ничто не предвещало». Неправда, я всегда любил вкусно поесть.
– Рамоша тоже любил вкусно поесть, и что с того?
– Ну я же не Рамоша.
– Теперь вижу. Может, ты нам на досуге что-нибудь еще вкусного приготовишь?
