– А мне – крыша, – возразил Глеб.
Бальбоа прищурился и, почесав подбородок, выдал собственную версию:
– Крыша? Пожалуй. Но не дома, а мира. Полагаю, речь идет о небе. Не так ли, сеньор Медина?
– Да будет вам! – едва сдерживая смех, сказал папиро-лог. – Неужели вы не видите, что это вылитая буханка хлеба?
Священник снова всмотрелся в иероглифы.
– По правде говоря, нет.
– И тем не менее, представьте, по большей части эту пиктограмму использовали именно для обозначения хлеба.
– А еще для чего?
– А еще, например, в качестве краткой формы слова «отец».
Бальбоа оживился:
– Ну вот, видите? Значит, я не зря упомянул про небо. Может, это «отец небесный»?
Медина покачал головой:
– Боюсь, сами египтяне были бы нимало удивлены, услышь они такой перевод.
– А вы в курсе, какова эзотерическая трактовка этого знака? – спросил Глеб.
– Да, то, что вам представлялось шляпкой или крышей, тайные доктрины традиционно связывают с Изидой и ее… э-э… лоном.
– Любопытно. Вы можете сказать об этом иероглифе что-нибудь еще?
– Строго говоря, правильнее трактовать не разрозненные элементы, а всю надпись целиком. Таким образом, речь идет о Сотис – так называли самую яркую звезду небосвода сами египтяне и традиционно ассоциировали ее с Изидой.
Глеб на мгновение задумался.
– Сеньор Медина, вам ведь не хуже меня известно, что греки и римляне частенько заимствовали чужеземных богов? И что храмы, посвященные Изиде, были не только в Афинах и в Риме, но по всему Средиземноморью. В этой связи мне вспомнился один пассаж из Плутарха, где сказано, что греки называют душу Изиды «собакой», то есть kvcqv. Но ведь именно так они называли и Сириус. А существует ли, в свою очередь, какая-то связь между Изидой и собакой?
Медина задумчиво улыбнулся:
– Есть мнение, что некое разрушительное воздействие, которое оказывала на жизнь египтян эта звезда, связывали с повадками волка или дикого пса.
На этом папиролог развел руками и виновато улыбнулся.
– Боюсь, это все, чем я могу вам помочь.
* * *
Попрощавшись с Мединой, они снова взяли такси и направились на вокзал. В машине Бальбоа спросил у Глеба:
– Позвольте полюбопытствовать, с чего это вы так налегли в разговоре на эзотерику?
– Знаете, падре, я вот о чем подумал. Пергамент, который мы нашли у Рамона, датирован четырнадцатым веком, так? В то время смысла иероглифов уже никто не помнил. Но это вовсе не означает, что всякие астрологи да алхимики не пытались найти свое объяснение таинственным пиктограммам.
