„А знаете что, ангелы?“ – спросил я тоже тихо-тихо.
„Что?“ – ответили ангелы.
„Тяжело мне…“» (18)
А вот они видятся ему в последней главе поэмы:
«„Ангелы небесные! они поднимаются! что мне делать? что мне сейчас сделать, чтобы не умереть? Ангелы!..“
И ангелы – засмеялись». (127)
Еще одна общая деталь. И у Аксенова, и у Ерофеева приводятся рецептуры экзотических для нормального гражданина алкогольных коктейлей.
Вот рецепт Володи Телескопова из «Затоваренной бочкотары»:
«Да я, когда в Ялте на консервном заводе работал, за двугривенный в колхозе „Первомай“ литр вина имел, а вино, между прочим, шампанских сортов, накапаешь туда одеколону цветочного полсклянки и ходишь весь вечер косой». (32)
В ерофеевской поэме глава «Электроугли – 43-й километр» содержит целый набор подобных, вернее, еще более изощренных рецептур.
Есть в рассматриваемых произведениях и еще довольно неожиданное совпадение. Как отметил Юрий Щеглов, в авторской версии аксеновской повести и в ее английском переводе (1984) второй сон Ирина Селезнева и Глеб Шустиков видят совместно и он изображается с помощью сложной графической конфигурации.
В ерофеевской поэме в главе «Новогиреево – Реутово» приводится три «индивидуальных графика», на горизонтальной оси которых Веничкой «откладывались последовательно все рабочие дни истекшего месяца», а на вертикальной оси – «количество выпитых граммов, в пересчете на чистый алкоголь».
И вот еще одно место в «Затоваренной бочкотаре», на которое следует обратить внимание:
«И точно… вскоре послышалось тихое жужжание, и по дороге силуэтами на прозрачных колесах медленно проехали турусы.
Вот вам пожалуйста – расскажешь, не поверят. Глеб сиганул через кювет, напрягся, приготовился к активному сопротивлению. И точно – турусы возвращались. Описав кольцо вокруг полынного холма, вокруг безмятежно спящей царицы Восточного Гиндукуша, они медленно катили прямо на Глеба, четверо турусов – молчаливые ночные соглядатаи (выделено мною. – В. Е.)». (50)
Здесь эта четверка вполне безобидна – это участники велопробега «Знаешь ли ты свой край», школьники из райцентра.
У Ерофеева тоже есть в конце поэмы четверка, но эта четверка устрашающая, леденящая душу Венички:
«И тут – началась история, страшнее всех виденных во сне: в этом самом переулке навстречу мне шли четверо. Я сразу их узнал, я не буду вам объяснять, кто эти четверо… Я задрожал сильнее прежнего, я весь превратился в сплошную судорогу…» (124)
