Виноградов увидел седенького старичка, вышедшего из полуразвалившейся хибарки. На нем была фуражка с полинялым козырьком, черный, аккуратно залатанный пиджачок, брюки галифе, завязанные тесемкой на щиколотках, и серые парусиновые туфли. В правой руке он держал ножовку.
Старичок осмотрелся, прислушался к птичьему щебету и подошел к стоявшим у хибарки козлам. На козлах лежала небольшая доска. Старичок еще раз осмотрелся, потом, левой рукой придерживая доску, стал пилить.
— Что делаешь, старик? — спросил Виноградов, чуть поеживаясь от утренней прохлады. — Растопки разве мало?
— Этакую доску на растопку… Скажут тоже. Не видишь, квартира погнулась, — забормотал старик, продолжая пилить.
«Это, должно быть, тот самый Калязин, о котором говорил председатель», — подумал Виноградов.
— Строишься? — спросил он.
Старик усмехнулся:
— Полтора года ждали.
Виноградов внимательно смотрел на старого рыбака и вдруг улыбнулся своим мыслям.
— Ну, счастливо, отец, — сказал он.
— И тебе того же, — равнодушно отвечал Калязин, так за весь разговор ни разу не взглянув на Виноградова.
Свет уже был ровный, утренний. Когда Виноградов лег на койку, он в окно видел, как сквозь щели сарая пролились спокойные розовые и золотистые лучи.
Засыпая, он подумал о своей прогулке и о том, что его мысли приняли другой оборот. Сдерживая желание заснуть, он припоминал, что же случилось. Уехали дети, потом он бесцельно ходил по поселку, встретил Волкова, потом старика Калязина. Ничего особенного не случилось. И все же что-то произошло. Но что?
«Завтра, завтра я во всем этом разберусь…» — успел подумать Виноградов в мгновение, отделявшее его от сна.
На 17.00 Виноградов назначил совещание командиров. В течение дня Коротков несколько раз пытался поговорить с Виноградовым, но всякий раз адъютант с виноватой улыбкой говорил:
— Приказывал никого к себе не пускать. — И адъютант разводил руками, словно хотел этим сказать, что и сам не понимает, как это «никого не пускать» может относиться к Короткову. — Дважды по телефону с командующим говорил, — добавил адъютант многозначительно.
Коротков был обижен на Виноградова: последние дни командир дивизии держался замкнуто.
«Это происходит потому, что у него новые и очень важные мысли, которыми он ни с кем не хочет делиться», — успокаивал себя Коротков.
Только за час до совещания Виноградов вызвал начальника штаба.
Коротков со строгим выражением лица, которое должно было скрыть обиду и подчеркнуть достоинство, подошел к столу.
