:
«И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: „позвольте мне переправиться“, то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему „скажи: шибболет“, а он говорил: „сибболет“, и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи».
Когда в экспериментах черным и белым американцам на очень короткое время показывали фотографии людей другой расы, у них мгновенно активировался в мозгу центр страха и гнева — амигдала, или, по-другому, миндалина, и это происходило так быстро и прицельно, что мозговые центры, ответственные за сознательный контроль, просто не успевали зарегистрировать эту реакцию. Испытуемый, в сущности, был не властен над собой. С другой стороны, когда им показывали ту же фотографию в определенном контексте — например, приближающийся чернокожий американец оказывался врачом, а белый — его пациентом, — включавшиеся в мозгу передняя поясная извилина и некоторые части лимбической системы — зоны, связанные с центрами обучения, — успешно «гасили» сигнал от миндалины.
Таким образом, разные отделы мозга, эволюционируя под давлением группового отбора, привели к появлению группового эгоизма. Они опосредуют жестко запрограммированную врожденную склонность принижать «чужих» или, напротив, подавляют ее неподконтрольные моментальные проявления. В удовольствии от жестоких боксерских матчей или фильмов про войну нет или почти нет привкуса вины, если их восприятие определяется только миндалиной (и если в конце «враги», ко всеобщей радости, стерты с лица земли).
8. Война — наследственное проклятье человечества
«История — это кровавый чан», — писал в 1906 году Уильям Джемс[6] в своем эссе «Моральный эквивалент войны» — пожалуй, лучшем антивоенном произведении из когда-либо написанных. «В наше время война обходится так дорого, — продолжает он, — что мы чувствуем, что торговать было бы выгоднее, чем грабить, однако современный человек в полной мере унаследовал от предков неуживчивость и жажду славы. Сколько ни показывай ему иррациональность и ужасы войны, толку — ноль. Именно ужасы его и притягивают. Война — вот настоящая жизнь, жизнь in extremis[7]; только лишь военный налог люди платят без лишних раздумий, как мы видим на примере бюджета всех без исключения стран».
В контексте современной биологии можно смело утверждать, что наша врожденная кровожадность — следствие принципа «свои против чужих», сделавшего нас такими, какие мы есть. В доисторическую эпоху групповой отбор подхватил гоминид, ставших территориальными хищниками, и поднял их до головокружительных высот солидарности, гениальности и предприимчивости. А также страха. Каждое племя знало наверняка, что, если оно не будет вооружено и готово к бою, само существование племени будет поставлено под угрозу. На протяжении всей истории человечества технический прогресс по большей части был направлен именно на разработку средств ведения войны. В наше время календари разных стран пестрят красными днями, когда празднуют победы и поминают погибших. Эмоциональный призыв к смертельной схватке — лучший способ заручиться общественной поддержкой, ведь тогда бал правит миндалина. Мы «боремся» с раком, «сражаемся» с нефтяными разливами, «объявляем беспощадную войну» инфляции. Там, где есть противник, одушевленный или неодушевленный, должна быть и победа. Нужно одолеть врага на передовой, чего бы это ни стоило тылу.
