Недолго я в ту зиму восхищался Туган-Барановским. Но это короткое знакомство все же оставило след, вероятно, не только в моей жизни.
Скоропрошедший вождь заронил мечту об особой молодежной литературной организации. И вскоре после того, как мы окончательно разуверились в Тугане, у меня дома собралось несколько учредителей нового литературного объединения: Валентин Бычко, Иван Нехода, Иван Калянник, третий Иван — Ваня Шутов (он стал писателем под псевдонимом Михайло Ужвий) и Тодик Робсман. Он при знакомстве представлялся: «Теодор Робсман. Поэт. Гениальный!» Пожатие широкой твердой руки, натренированной в многочисленных драках, было таким крепким, что новые знакомые предпочитали не высказывать сомнений. Тодик — единственный из этой компании излечился от литературной кори. Но в ту пору он казался едва ли не самым активным из нас. Он дружил с Колькой-Американцем, вожаком большой шайки, в которую входили не только обычные «раклы», но и профессиональные воры — ширмачи, хазушники, уркаганы и т. п. Отсветы героического мифа Кольки и собственные кулаки весьма укрепляли репутацию Тодика. Впрочем и его стихи казались нам тогда вполне приемлемыми, не хуже тех, что печатались.
Сегодня и мысли и чувства в ударе,
Сыграй мне, любимая, вальс на гитаре,
Я сердцем расстегнут, натянуты струны,
Любимая, сердце — хороший инстрУмент.
Он был так неколебимо уверен в своей гениальности, что не сердился на самую злую критику товарищей. А когда его пытались убеждать, что он неправильно ставит ударение в слове «инструмент», он безмятежно-упрямо возражал:
— И ничего подобного. Во-первых, у нас ведь народ говорит «инстрУмент», это только интеллигенция хочет, чтоб было «мЕнт». А я — народный поэт и на всех «ментов»[24] кладу с прибором. И еще Пушкин писал «музыЫка». Так что ж, ему можно, а мне нельзя?
В дирекции дома Блакитного нам объяснили, что комнату и часы для заседаний представляют лишь организациям, зарегистрированным в Наркомпросе.
Первое собрание мы провели на квартире у одного из «учредителей». Был избран секретариат — Бычко, Нехода и я; меня наименовали «генеральным секретарем» и поручили идти в Наркомпрос.
В школьную арифметическую тетрадку — по клеткам легче разграфлять, — я вписал всех наличных и предполагаемых членов молодежного литературного объединения «Юнь». Графы были: фамилия, имя, год рождения (себе я записал 1910, на два года старше), «творческое призвание», «на каком языке пишет» и «где публиковался».
