Томас (глядя перед собой, со злобой, тихо). Выжечь все это у себя в мозгу. Запечатлеть в глазах, в ушах. Всосать в кровь.
Второй. «Пупсик, звезда моих очей». Я так люблю музыку. До смерти хочется вспомнить какой-нибудь хороший мотив. Не выходит. Все точно ветром сдуло. Только все та же избитая, глупая песенка. «Пупсик, звезда моих очей…» На зубах навязло.
Первый. Пить, пить, товарищи! (Стонет. Что-то бессвязно лепечет.)
Второй. Что с тобой, друг? Кончаешься? Может, сказать что-нибудь хочешь?
Первый. Что сказать? (Судорога проходит.) Чепуха. Если ты запомнишь, что я скажу, а я уже буду падалью, то что мне с того? Дружба? Ерунда. Любовь? Чушь. Отечество? Обман. Все это — бумажные деньги, сплошной обман.
Молоденький солдат (ранен). Когда мы были на отдыхе, я пошел к проститутке. Первый раз в жизни. Она разделась, она была тугая, круглая. У меня дыханье сперло. Я взял да убежал, она мне вслед хохотала. И вот я умираю, так и не узнав женщины.
Томас (про себя, тихо). Я не умру. Я вернусь, чтобы все увидели то, что я вижу. Я заставлю их видеть.
Третий. Никогда не знал женщины этот малыш. Скажи пожалуйста! Когда лежишь и в тебе копошатся черви и ты превращаешься в прах, что толку, если у тебя было не меньше женщин, чем у кронпринца?
Четвертый. Умереть от жажды. Страшное дело. Надо же было, чтобы дьявол нас занес как раз на южный фронт. Досаднее всего, что приходится подыхать у этих макаронников.
Третий. Поглядите-ка на Вендта. Так ничего от него и не дождались. Трубили о нем в газетах, пили за его здоровье, кричали, что он необыкновенный парень. А он лежит и подыхает, и ни одной собаке нет до него дела.
Четвертый. И даже если бы у них хватило благородства не брать его и позволить ему писать свои стихотворения и произносить свои возвышенные речи, все равно, и он бы ничем не помог. Ни один человек в мире не может помочь.
Томас (про себя, сквозь зубы). Я не умру. Хорошо бы умереть. Но я не имею права. Я должен рассказать миру правду. Я должен перестроить мир.
Первый. Проклинать? Плакать? Молиться? Или… а-а…
Третий. Язык держать за зубами, тысяча чертей! Мутит от этой вечной трескотни. Просто голова кругом идет. И всегда долговязый заводит волынку. Не желаю больше слушать весь этот вздор.
Второй. Мне кажется, товарищ, тебе нечего кипятиться.
Третий. Почему?
Второй. Он уж на том свете, по-моему.
Четвертый. Бедняга. Самое лучшее для него.
Третий. Вот и трескотне конец. Теперь хоть подохнуть можно будет спокойно.
