Нужный Урванцев | страница 5
— Заждались вас там, — с трудом выпрямилась жена. — Пьяницу да двоешника.
— Что ж, — шевельнул языком Антон. — Раз такие мы, дак куда деваться.
С улицы кто-то несмело пошатал калитку, спросил вежливым басом:
— Не спите, хозяева?
— Маруся, это он! — передернулся и замер Урванцев.
— Кто?
— Который с топором…
Жена с сердитым сочувствием посмотрела на широкоглазое от страха лицо Антона:
— С ума начал сходить, мужик. Это же Ваня Мохнаткин…
— Верно, что Иван, — с облегчением хватаясь за карман с сигаретами, согласился Урванцев: — Он, знать-то, и приснился.
— А я на конюховку побежал, — войдя на шажок в ограду, сообщил гость — головастый, несуетливый колхозник в ватных брюках. — Думал, пока спишь, за сеном сползать. А ты уж на ногах. Тогда, может, сейчас и пойдем? — он, оглянувшись на уходящую в избу Марусю, понизил голос. — Здоровье поправишь. Я вчера успел запастись…
Урванцев растерянно моргал ресницами: на что понадобился он Мохнаткину.
— У тебя полуторник? — начал, наконец, догадываться он.
— Ну да, Мартик. Ты ведь вчера смотрел.
Урванцев с досадой сплюнул горькую от табака слюну. Действительно, он вчера заглядывал к Ивану в пригон и, кажется, обещал… Установленный за ночь порядок в мыслях нарушился: как теперь отвильнешь? Да и захотелось посидеть со стаканом. За неторопливой, толковой беседой может выпрямится душа…
— Вообще-то надо с этим делом останавливаться, — сомневался и медлил он, уже готовый уступить. — А сам-то не справишься?
— Сам? — сконфузился Мохнаткин. — Откуда! Я ножика-то сроду в руках не держал, не способный. Сердце, понимаешь…
Под кожей на губе Урванцева вдруг затормошился нерв.
— Сердце! — закричал он хрипло и зло. — А у меня, значит, мерзлая картофелина?! На мясо-то все падки, а в крови Урванцев булькайся… Хватит!
— Раз так, извини! — обиженно оттопырил нижнюю губу Мохнаткин. — Я ведь вчера тебя за язык не дергал… Счастливо оставаться. — Он воткнул кулаки в карманы и пошел, горбясь. А Урванцев глядел вслед и думал:
«На закуску, наверно бы, рыжики выставили. Теща у него каждый год помногу солит…»
Вернулся он в дом сердитый, мелко вздрагивающий от холода, и, стараясь не думать о пропавшей возможности опохмелиться, долго пил голый кипяток.
«Хитро придумано! — бросал он едкие взгляды в окно. — Я, дескать, нож в руках не держивал, значит, как юный пионер свят…»
Проснулся сын — длинный, худой подросток, — прошел мимо Урванцева с отрешенным лицом и стал щелкать белыми клавишами радиоприемника.
