Верхушка, которая издали и снизу казалась такой маленькой, здесь, вблизи, оказалась настоящей широкой башней. По верхней площадке ее можно было бегать и играть без всякого затруднения. Понятно, что на гладкую вершину ее мой дракон сел как на широкий помост и совсем не заметил окружающей копоти.
Как только кончился наш полет и я почувствовал под ногами твердую опору, я подумал было, что мы очутились на земле, где ни вода, ни ветер не страшны нам. Но это было только на один миг. Я оглянулся кругом и понял, что нахожусь на огромной высоте и притом в самом опасном положении. Здесь было гораздо опаснее, чем на воде, на глазах у всех чудовищ. Там все-таки можно было как-нибудь увернуться от них. А здесь? Что я буду делать здесь, если подует сильный ветер и мне будет трудно удержаться за моего дракона? А может быть, он здесь умрет от усталости после такого тяжелого подъема? А может быть, он летает сюда ночевать, чтобы на такой высоте никто не потревожил его крепкого сна? Что я буду делать здесь ночью среди полной тьмы и в ночном холоде? А вдруг из трубы полетят опять и искры, и копоть, и вся она накалится от жара?
Такие мысли сильно тревожили меня. Но помочь себе здесь я уж никак не мог ничем. Вся надежда была на дракона. Вывезет ли он меня из этой опасности и куда именно вывезет?
А дракон все сидел и сидел совершенно неподвижно. И только легкие покачивания его крыльев показывали, что он не спит и жив по-прежнему. Что-то он думает на такой высоте и куда намечает свой новый полет? Озираться по окрестности ему не было нужды: его огромные глаза занимали почти всю голову и потому видели сразу и вперед и назад, и вверх и вниз, и в обе стороны. Видел ли он вдаль что-нибудь своими чудовищными глазами? И намечал ли он себе отсюда место, куда теперь следует ему направить свой путь?
Меня он как будто не замечал вовсе. Казалось, ему было все равно, сижу я на нем или нет.
Только мне было не все равно. Я отлично понимал, что в нем одном теперь все мое спасение, и потому держался за него как можно крепче. Я боялся, как бы он вдруг не ускользнул из-под меня неожиданным и быстрым движением.
Но он продолжал сидеть совершенно спокойно, а потому и мои тревоги постепенно улеглись. А успокоившись, стал и я осматривать окрестности. Конечно, мне ни разу не приходилось бывать на такой трубе. И я никогда не видывал, какая прекрасная панорама открывалась с нее во все стороны. Леса, поля, деревни, изгибы большой реки, овраги и холмы, все это широко расстилалось перед нами и было видно, как на ладони, во всех подробностях.
