Темный лорд. Заклятье волка | страница 26
Он шел дальше по Средней улице, мимо тюрьмы Нумеры. Эту часть пути он никогда не любил. Нумера, городская тюрьма, была устроена в одном из хранилищ для воды Константинополя. Больше всего пугала тишина, царящая вокруг этого здания посреди шумного города. Все прочие постройки оглушали звуками: выкриками нищих и торговцев на ступенях Святой Софии, трескотней чиновников, входивших и выходивших из дворца, болтовней юношей из Магнавры, которые смеялись и дурачились по дороге в университет. Но Нумера хранила молчание. Родные узников, толпившиеся у решетки ворот, чтобы передать заключенным еду или подкупить стражников, вели себя робко и тихо. Даже само здание являлось цитаделью могильной тишины: стены его были толстыми, внутри располагался лабиринт камер и переходов, созданных и руками человека, и природой, и уходивший так глубоко под землю, что ни единого крика боли не достигало поверхности.
Нумера была самым простым строением на пути – прямоугольник, облицованный грязно-желтым кирпичом, она походила на обломок гнилого зуба во рту прекрасной женщины, думал Луис. На рассвете тюрьма скрывалась в тени огромного собора, безмолвно вжималась в землю, как будто прячась от солнечного света. Он подозревал, что, когда император вернется, в темнице окажется несколько новых постояльцев.
Луис подошел ко входу в Магнавру, перед ним возвышалось просторное крыльцо с колоннами. Он поднялся по ступеням, кивнул стражнику у ворот для студентов и прошел в монастырский сад, который вел к зданию Сената – это название сохранялось до сих пор, хотя никаких сенаторов там давно уже не было.
От запаха оливковых деревьев у него закружилась голова. На улице ни одно дерево не прожило бы и минуты – дров и строительных материалов вечно не хватало. А здесь деревья стояли ровными рядами, и их ветки клонились к земле под тяжестью зеленых и пурпурных плодов. Он сорвал одну оливку и впился в нее зубами.
– Тьфу!
Как горько! Он улыбнулся сам себе, удивляясь. До чего же гадкий вкус, когда оливка прямо с дерева. Он представил, как Беатрис идет рядом с ним, смеясь и приговаривая: «Да-да, кое-чего ты не знаешь, несмотря на всю свою ученость».
В воздухе разливалось птичье пенье, только это были не настоящие птицы. В конце оливкового сада находилось одно из городских чудес – оливковое дерево в натуральную величину, но отлитое из бронзы, а на его ветвях сидели поразительные птицы, чьи стеклянные перья вспыхивали на солнце разноцветными искрами. И лилась чудесная, сладостная песня на фоне шума дождя – это работал водяной насос механизма. Он так и не привыкнет к этой диковинке, подумал Луис. Он считал ее в некотором смысле нечестивой и вспоминал отрывок из Библии: «Не делай себе кумира и никакого изображения того,