Homo Divisus | страница 7
— Нет. Это было задолго до твоего рождения. Твой отец наверняка знал это имя.
— Так позвони отцу и спроси, если тебе так необходимо.
— Не шути.
— Я говорю вполне серьезно.
— Я знаю, кто такой Бедфорд. Впрочем, неважно, чем он занимался. Он вошел в историю как первый человек, который дал себя заморозить. Он умирал от рака, состояние было безнадежным, его тело охладили, так что в организме прекратились все жизненные процессы. Потом его поместили в герметическую оболочку и погрузили в жидкий азот. Теоретически процесс был обратимым. Но только теоретически… В то время никто не в состоянии был его реанимировать.
— И он согласился?
— Да. Это было его желание. Переждать, пока люди не научатся возвращать замороженным телам жизнь и вылечивать рак. Для него время остановилось.
— Он умер?
— Нет, он по-прежнему ждет. Он находится вне времени, как космонавты, которые летят к Урану или Нептуну. Когда он проснется, Вега переместится на небе и в глубине Космоса разгорятся новые солнца.
Корн смотрел на Кому, видел ее неподвижные глаза и лицо, черты которого становились тем четче, чем пристальней он вглядывался.
— Для него время будет такой же проблемой, как и для меня? — спросил он.
— Да.
Корн понял. Итак, он находится в другом времени. Сколько прошло лет? Не столетий, конечно, а лет, — ведь люди остались такими же, как и он, быть может, немного другими, но все-таки обычными людьми. А может, они иные, только являются ему в таком обличье, которое он знает, в обличье, предназначенном для таких, как он, путешественников, вынырнувших из жидкого азота? А мир изменился, и объективно существующая картина мира иная, чуждая и, значит, пугающая? Он смотрел на ровно светившиеся стены и старался не волноваться.
— Сколько… сколько лет прошло? — наконец спросил он.
— Полвека. С небольшим.
— Это много? — спросил он и тут же подумал, что такой вопрос не имеет смысла. Однако она поняла.
— Пожалуй, много, — Кома смотрела на него своим отсутствующим взглядом.
— Сейчас мне было бы больше восьмидесяти…
— Не думай так. Тебе тридцать один год. Помни — тридцать один! Только это правда и только это имеет значение. Ты возвращаешься из путешествия, из далекого путешествия, как космонавт.
— Ты веришь в то, что говоришь? А, Кома?
— Верю.
— Ну и что? Это же другой мир.
— Люди остались такими же. Остальное — технический декорум.
— Возможно, такими же, но не теми же. У меня была семья, друзья.
— У тебя все впереди…
— Что ты можешь еще сказать… Но все будет не так просто.