— Я Норт. Берт Норт, — представился мужчина, — а это моя жена Эльси.
Женщина улыбнулась, и Корн увидел ее крупные белые зубы и темные, серьезные, неулыбающиеся глаза. Мужчина подал ему руку и внимательно взглянул на него снизу ясными, почти лишенными радужной оболочки глазами.
— А ты — Корн, наш новый манипулянт.
— Манипулянт?
— Ну да. Принимаешь лабораторию незабвенного Тертона, разве не так?
— Не знаю… — ответил Корн, немного помолчав.
Норт с интересом рассматривал его.
— Что значит, не знаю? — спросил он наконец. — Такие вещи положено знать.
— Кома должна была все объяснить мне уже здесь, на месте.
— Кома? Это еще кто?
Корн заметил, что разговор явно нервировал Норта.
— Вероятно, какой-нибудь очередной персонификат Опекуна, — заметила Эльси. — Сейчас все больше людей получают в свое распоряжение собственные персонификаты.
— Радуйся, что у меня его нет.
— Ты прекрасно знаешь, что мне это безразлично, — спокойно сказала Эльси. — Мне уже давно все безразлично.
— Ну, хорошо, хорошо, — махнул рукой Норт. — Небольшое семейное препирательство, — пояснил он, глядя на Корна. — А то, что ты сказал, вполне возможно. У нас несколько часов нет связи с Опекуном. Где-то разрыв цепи.
— Значит, Комы нет… — проговорил Корн. «Не понимаю, о чем они, — подумал он при этом, — но ведь не могу же я приступить к работе, ничего не зная о ней».
— Я же говорю, разрыв цепи. Ты не единственный, — Норт усмехнулся, — кто это глубоко переживает.
— Едемте же наконец, — поторопила Эльси. — Корн наверняка не привык к таким температурам и мечтает о ванне.
Они сели в вездеход. Вел Норт. Дорога была прямая и ровная — бетонные плиты, уложенные прямо на песок. Вскоре въехали в тень, отбрасываемую острой вершиной какой-то горы. Солнце спряталось, и Корн видел только красное небо, более красное, чем в его времена. Опустились сумерки, такие же, какие он оставил позади, в тысячах километров к северо-востоку, в институте, в котором он. Корн, перестал «ожидать». Сквозь низкое, еле слышное гудение двигателя, не такого, какими были двигатели его времени, пробивался стрекот цикад, он чувствовал на лице дуновение ветерка и улавливал в нем запах шалфея.
— Тертон любил здешние края, — сказала Эльси. — Может, и ты полюбишь.
— Тертон любил свою работу, — поправил Норт. — Он был лучшим из всех известных мне манипулянтов.
— Тертон — это тот, что умер?
— Твой предшественник, — пояснил Норт. — У него случилась авария в старой лаборатории… Видимо, защита была недостаточной.
