Сама von Neitschutz показала, что Krappin велела ей принести несколько волос ее дочери и курфюрста. С чародейским искусством Krappin познакомилась по известным руководствам, относящимся к этому вопросу; она, по ее же собственным словам, вычитала из какой-то книги следующий совет: чтобы привязать к себе мужчину страстной, пламенной любовью, необходимо начертать на своей руке определенные знаки, специально предназначенные для этой цели. Надо полагать, что подобные знаки были начертаны и на руках дочери подсудимой; весьма вероятно, что, целуя курфюрста, она держала во рту какое-нибудь чародейское снадобье.
Все это, вместе взятое, послужило причиной того, что курфюрст страстно полюбил ее и не в силах был расстаться с нею. Многочисленные показания свидетелей наводят на мысль о том, что к этому колдовскому заговору был приобщен и градский палач, Iohann Melchior Vogel. Последний дал самые подробные объяснения относительно любви, существовавшей между Иоанном Георгом IV и von Neitschutz, вообще он рассказал очень много любопытного относительно поведения подсудимой и ее дочери.
«Далее необходимо остановиться на том факте, что, как графиня von Neitschutz, так наз. Spiritus Familiaris, что подобные мешочки они зашивали в платья, принадлежащие сыну курфюрста. Кроме того графиня оторвала кусок своей рубахи, забрызганной менструальной кровью, присоединила к нему еще один кусок материи, пропитанный потом курфюрста, и отправились в Варфоломееву церковь в Дрезден, она свернула их там и спрятала в маленькую коробочку. Это, по мнению чародеев, должно вызвать в любом человеке чувство взаимной страсти.
В комнате жены курфюрста воскурялся волшебный фимиам, который должен был привести курфюрста к неминуемому и резкому разладу со своей супругой: были предприняты все меры к тому, чтобы внушить курфюрсту отвращение к половому сожительству с супругой.
Курфюрст нередко жаловался, что всякий раз, когда он хочет остаться со своей супругой, его охватывает такой бесконечный ужас, что он должен оставить ее и вернуться к себе в комнату, так как только там к нему возвращается обычное спокойствие его.
«Подсудимая обыкновенно сопровождала свою дочь по дороге в курфюрстов замок; она, по ее же собственным словам, благословляя ее крестным знамением всякий раз, когда графиня должна была оставаться целую ночь с курфюрстом. Но свои колдовские проделки подсудимая не оставила и после смерти графини. Она положила в гроб своей дочери портрет и волосы курфюрста несмотря на протесты всех придворных врачей.»
