— Знаю, потому и… — Он отвел ее худенькие руки — Последний шанс, Шуринька…
Ленц еще раз проверил свой парабеллум и, сунув его в кобуру, оставил ее расстегнутой. В дверях он оглянулся, лицо его стало жестким и чужим, и девушка поняла, что он уже не с ней…
Достойная дочь фатерлянда
Грета выпрыгнула из санитарного автобуса и, миновав узорные железные воротца, которые предупредительно распахнули перед нею часовые, побежала к прячущемуся в зелени особняку.
— Папа! — позвала она, сбрасывая в прихожей белый в рыжих пятнах йода халат.
Из кабинета никто не отозвался. Не нашла она отца и в гостиной.
— Штандартенфюрер еще не приходил, — выглянула из кухни лоснящаяся физиономия денщика.
— И ничего не просил мне передать? — удивилась девушка.
Она позвонила отцу на службу.
— Говорит Грета фон Кляйвист. Пожалуйста, соедините меня с вашим шефом.
— Его нет, — узнала она скрипучий бесстрастный голос адъютанта. — Что-нибудь случилось, Гретхен?
— Сама не знаю, Цоглих. Вызывает из операционной главврач: «Звонил ваш отец, просил отпустить вас с дежурства». В чем дело? — думаю. Никогда он в госпиталь не звонил. Бросаю все, лечу: вдруг ранили, заболел, ну мало ли что! Приезжаю, а его нет!
— И не скоро освободится, — помолчав, ответила трубка. — Шеф очень занят, опять совещание у командующего.
— Странно… — Она медленно положила трубку.
Ничего не поделаешь, придется ждать.
Хорошо бы приготовить папе какой-нибудь сюрприз. Сыграть его любимую скрипичную сонату Брамса. Или оставить на его заваленном бумагами и книгами столе душистую веточку жасмина. Еще забавней было бы положить жасмин в его домашний сейф. Хотя не стоит, рассердится: ведь отец доверил ей шифр лишь на случай его внезапной смерти. Грета с гордостью подумала о том, что она единственный человек, которому он завещал сохранить для истории его личный архив. Штандартенфюрер знал, что может на нее положиться, — никогда она не подведет его, никогда!
Правда, было время — она заколебалась, почти возненавидела его — это когда он порвал с ее матерью, запретил им переписываться. Теперь, пройдя суровую закалку духа в «Союзе германских девушек», Грета понимала отца: женщина, называвшая фашистское движение «чумой», не заслуживала иной участи. Он заставил себя обойтись с женой так, как поступил бы в отношении всякой предательницы, но только дочь знала, чего это ему стоило: еще и сейчас даже при мимолетном упоминании о ее матери штандартенфюрер бледнел. Бедный папочка…
