— Мари, послушай…
Она подыскивает слова… Когда же кончится наконец этот мучительный поединок?
— Мари, послушай, ты права, что не хочешь меня судить; но ведь ты уже осуждаешь меня, думая, что я способна…
— Откуда вы это взяли? Я прошу вас только о том, что любая мать может сделать для своей дочери.
Мари уже не старалась придавать голосу нежные интонации. Она говорила сухо. Тереза ее перебила:
— Теперь ты понимаешь, почему я не имею права давать твоему отцу повод для жалоб?
— Как вы благоразумны, мама! Если бы вас могли сейчас услышать, никто не поверил бы своим ушам.
— Мари…
Внезапно девочкой овладело бешенство.
— Но в конце концов, ведь вы же сами любили; вы знаете, что это такое. Для меня это еще так ново, но кажется, что мне уже нечему больше учиться. Повторяю: я уверена в Жорже при условии, если вижу его ежедневно. Стоит ему уехать, и я его теряю. Это его пребывание в Париже явится страшным испытанием… Решено — я отказываюсь жить вместе с вами, но никому не покажется странным, если я буду приезжать сюда на короткие сроки…
— В этом отношении я буду следовать указаниям твоего отца.
— Каким тоном вы это говорите! Эти проникнутые благоразумием и буржуазной моралью рассуждения в ваших устах…
Тереза резко ее перебила:
— Ну, теперь довольно. Неужели ты не чувствуешь, что у меня больше нет сил? На, возьми ключ. Отбери простыни в шкафу в столовой и постели себе постель в угловой комнате. Завтра, как только откроется почта, я дам телеграмму твоему отцу… Нет! Больше ни слова.
Не глядя на Мари, она протянула ей ключ. Когда она снова подняла голову, девушки уже не было в комнате. Тереза услышала, как в глубине квартиры скрипнул замок бельевого шкафа, затем началась какая-то возня, продолжавшаяся довольно долго. Когда, несколько времени спустя, Тереза прошла в переднюю и прислушалась, она различила ровное дыхание спящей дочери. Наконец-то можно лечь! На сон рассчитывать, конечно, не приходится, но как хорошо будет вытянуться, без движения полежать, будто ты умерла. Однако против всякого ожидания едва она погасила свет и закрыла глаза, как погрузилась в сон. Заснула она так глубоко и крепко, что ничто из происшедшего за истекший вечер не вспомнилось ей во сне; ни одно из сказанных слов не всплыло из глубины ее сознания. Судьба пришла на помощь, ниспослав полный покой измученному созданию. В соседней комнате, в камине, продолжало тлеть полено. Рассветные лучи освещали стоящую в беспорядке мебель, низкое кресло, в котором только что столько пережила Тереза, бутылку шампанского, забытую на круглом столике.
