— Я приду. И готов помолиться вместе с тобой.
«Почему бы и нет?», — подумал Красс. «Нам пригодится помощь всех богов, сколько их ни есть на Земле».
Можешь ты кривиться поменьше? — едва слышно спросил Красс, склонившись к уху Кассия. — Не стоит так открыто выражать свое презрение здешним жрецам.
Их помощь может нам пригодиться.
Кассий пожал плечами и так же тихо ответил:
— Могу, если ты настаиваешь. Мне-то что? Но очень уж тоскливо в этом храме, ты не находишь? Не то что, скажем, наши старые добрые Луперкалии!
— Ты просто зол на христиан. Не пойму, кстати, почему. А сравнивать Луперкалии с этой службой просто глупо. Лучше бы вспомнил торжественные моления в храме Юпитера.
— Там тоже было не так скучно. И я не злюсь на них. Я их просто не понимаю. Они чужды нам. Чужды римскому духу вообще.
— И я так полагаю. Тем не менее, прояви уважение к их верованиям. От тебя, поверь, не убудет. А Домицию будет приятно.
— Как скажешь.
Молебен за освобождение города от готов проходил в христианском соборе, явно переделанном в храм из базилики. Жрецы Иисуса в роскошных облачениях то и дело что-то бормотали, хор, состоящий из юношей, в нужные моменты им подпевал. При этом священники бродили туда и сюда, помахивая небольшими жаровнями, с курившимися в них благовониями. Жаровни распространяли сильный запах ладана.
Служба в целом не произвела на Красса особого впечатления. Сидя на приготовленной специально для него богато убранной скамье, — а стояла она на возвышении, лишь немного уступающем месту, которое занимал сам Домиций, — Красс откровенно скучал. Не будучи набожным, он никогда не приходил в восторг, посещая жреческие церемонии и в своем времени. Здесь же все было для него, как верно заметил Кассий, и вовсе чужим. Однако, желая выказать уважение Домицию, Красс лишь благожелательно улыбался, делая вид, что вслушивается в возносимые христианами молитвы.
— Может, ты все же откроешь мне тайну? — прошептал вдруг Кассий, слегка повернув голову.
— Какую такую тайну?
— Как мы взяли Немауз?
— Нашел место говорить об этом!
— Место это не хуже других. Даже лучше. Здесь нас, пожалуй, никто не может подслушать. А делать нам все равно нечего. Я чувствую, эти песнопения нам еще долго слушать придется. Так как?
— Но ты уже знаешь, ворота открыли люди Одоакра. Я ничего не скрывал…
— Это то, что известно всем. А я хочу знать, почему готы впустили их в город.
Красс едва заметно усмехнулся.
— Хорошо. Тебе я скажу. Впрочем, теперь это уже не имеет большого значения. Помнишь Эвердинга?
