— Мне все понятно! — сказала Антония. — Итак, как ее зовут?
Она убрала свои длинные ноги с его колен и поджала их под себя. Подняв бокал с игристым напитком, Антония слегка прищурилась, и Дэн вздохнул с облегчением, заметив в ее глазах лукавые смешинки: значит, она не рассердилась и настроена дружелюбно. — Хелен, — ответил он. — Хелен Стюарт.
— Я ее знаю?
— Вряд ли, она не принадлежит к людям твоего окружения, — улыбнулся Дэн. — Разумеется, это лишь мое личное мнение. Скажи, Антония, почему ты ведешь такой образ жизни? — неожиданно для себя спросил он.
— Потому что мне это нравится! — непринужденно ответила она. — Мое увлечение может длиться одну ночь, а может затянуться на неделю. А порой даже на целый год!
— Как в прошлом году? — уставился на нее золотистыми глазами Дэн. — Кстати, куда он подевался?
— Уехал за границу. — Она спокойно выдержала его взгляд. — Для меня это стало ударом!
— Он уехал вместе с женой?
— Я не завожу романов с женатыми мужчинами, — нахмурилась Антония. — Разрушать семьи не в моих правилах. И я не стремлюсь выжать из любовников как можно больше денег, да будет это тебе известно, мой проницательный друг!
— Как его зовут?
— Пока он еще живой, мой дорогой, и должен рано или поздно вернуться, мне не хочется говорить о нем. Но раз уж ты спросил, то отвечу: его зовут Джефферсон.
— В самом деле? Так он американец?
— Британец чистых кровей! Ты мой единственный знакомый американец, Дэн. Может, хватит меня допрашивать, доктор?
— Пожалуй, да! — улыбнулся Дэн. — Ты не поддаешься психоанализу.
— Тогда расскажи мне о своей девушке, — сделав глоток шампанского, попросила Антония.
— Она уже женщина.
— И ты воспылал к ней пламенными чувствами, но она держится неприступно?
— Ты почти угадала.
— Рассказывай все без утайки! Нам все равно нужно чем то заняться. Карты мне наскучили, а уходить от тебя так скоро я не собираюсь. Это поколеблет мою репутацию у гостиничного персонала.
— Ты у них на хорошем счету, Антония!
— Я знаю. Не нужно кормить меня сладкими пилюлями! Рассказывайте, доктор!
Когда она ушла, Дэн подумал, что переоценивал свои познания в психоанализе. Лишь теперь, излив Антонии душу, он осознал в полной мере, насколько важно иметь сочувствующего собеседника, готового терпеливо выслушать все то, что лишает тебя покоя. А Хелен не только лишила его покоя, а превратилась в наваждение. И хотя он и слыл опытнейшим врачом в области лечения навязчивых идей у сумасшедших, сам он не мог исцелиться.
