Вошла Нина.
— Владимир Дмитриевич, — сказала она, держась за ручку двери, — наше семейство пожелало узнать, не хотите ли принять участие в вечернем чаепитии?
Он смотрел на нее. В полутемноте огарок высвечивал лишь бледное лицо и золото волос.
— Спасибо, — сказал он, — я приду.
Она кивнула и вышла.
Он посидел, раскидывая мозгами. Конечно ему, следователю рабоче-крестьянского угрозыска, не имело смысла связывать себя дружески отношениями с «бывшими». С другой стороны он сам «бывший», а стал человеком. Значит порядочность позволяет ему сойти вниз. К тому же, не все они безнадежны. Скажем, Нина. Ее можно образумить, перековать.
Краснея и чувствуя, что во всех этих размышлениях он старательно обходит то самое главное, что заставило его принять приглашение. Гуляев надел свой серый пиджак, причесал волосы, поднеся поближе огарок, последний раз взглянул на картину, задул свечу и сошел вниз
За огромным столом с водруженными посредине самоваром и семисвечником сидело семейст Полуэктовых и Яковлев.
— Добрый вечер, — сказал Гуляев, входя.
— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал, поднимаясь во всю грузную свою стать, хозяин, — вот, наконец, сподобил бог узнать жильца, а то…
— Онуфрий! — перебила хозяйка, пожилая дебелая, с грустным моложавым лицом. — Садитесь, гостем будете, имя-отчество-то ваше вот не знаю.
— Владимир Дмитриевич, — сказал Гуляев, садясь на стул, придвинутый ему Яковлевым.
— Вот попросим отведать чаю, — басил купец, встряхивая длинными сивыми волосами. — По нонешнему-то времени оно и не так чтоб плохое угощение, а по прежним дням острамился я, так гостей принимая…
Его снова пресекла жена, что-то шепнувшая ему. Гуляев уже испытывал раскаяние, что пришел сюда, но хлебнул чаю и стало немного легче. Нина подвинула ему вазочку с вареньем, Яковлев какие-то пироги. Гуляев откусил пирога, от сладости его, от забытого аромата теплой избыточной пищи, весь сразу как-то отяжелел. Когда за последние годы ел пирог? В семнадцатом году, дома, в Москве, на Пречистенке. Еще жива была мать… И тут он отложил пирог и выпрямился. Перед ним сидело купеческое семейство, ело пироги и угощало его, красного следователя, а вокруг орудовали враги, может быть друзья этого купчика, и рабочие маслозавода не получили сегодня пайка совсем.
Он посмотрел на купца, тот спокойно доедал пирог, поглядывал на гостей, собираясь еще что-то изречь.
— Владимир Дмитриевич, — спросила Нина, — вы поете?
— Пою? — изумился Гуляев.
