— Эт-то как понимать? — с расстановкой сказал Сякин и легко поднялся во всю свою ястребиную стать. — Эт-то кто ж бандюк? Эт-то кого же вы так обзываете?
— Я тебе сказал, Сякин, — зло прищурился Бубнич. — Твои люди совершили погром, убили человека, ограбили двор, добыли самогон. Ты должен выдать зачинщиков, чтобы они предстали перед трибуналом.
Сякин стоял, отставив ногу, глубоко заглатывая дым самокрутки, с его согнутой в локте руки свисала нагайка.
— Штой-то много у меня грехов, комиссар, — сказал он, выставляя в усмешке ровные обкуренные зубы. — Оно ведь так завсегда ведется: гриб можно стоптать, о пенек спотыкаешься. Хлопцы мои во всем виноваты, а комиссары завсегда безвинные.
— Ты-ы! — вскочил Иншаков. — Я твою идею наскрозь вижу!
— Сядь, — приказал Бубнич и повернул голову к Сякину. — Выдашь зачинщиков?
— Я беспорядков не видал, кого ж выдавать? — весело оскалился Сякин.
— Пойдешь под трибунал, — сказал Бубнич и резко приказал Гуляеву. — Обезоружить.
Тот шагнул, но комэск, отскочив к стене, выхватил клинок, и резкий свист его окружил Ся-кина непроходимой завесой.
Гуляев вынул наган и посмотрел на Бубнича. Но тот, стоя у окна, глядел в пол. Сякин прекратил вращать шашкой и прижал ее лезвие к сапогу.
— Ну, — сказал он, — попробуй возьми Сякина!
В тишине слышно было, как Иншаков бессмысленно перебирает бумаги на своем столе.
— Гляди, комиссар, — пообещал Сякин, — не выйду отсюда — мои хлопцы добре за это расплатятся.
Дверь кабинета распахнулась, и широкая оплывшая физиономия дежурного показалась в проеме.
— Товарищ начальник, эскадронцы!
Бубнич посмотрел в окно. Даже сквозь двойные стекла был слышен гул во дворе.
— Так шо вот как! — победно оглядывая присутствующих, сказал Сякин. — А ты гутаришь, комиссар, мол, никакой дисциплины. За командира — хучь в огонь!
— Панченко, — крикнул Иншаков, — тревогу!
Голова Панченко исчезла.
— Давай замиряться, комиссар, — сказал Сякин, растирая на полу тлеющий окурок. — У меня хлопцы заводные. Могут чего напутать, милицию ету разнести. Народ нервенный, пулей меченный.
— Уйдешь отсюда только тогда, когда прикажешь выдать зачинщиков убийства и грабежа, — сказал Бубнич.
По всему зданию лязгало оружие. Гуляев, подойдя к окну, выглянул через стекло во двор. Там грозно выстраивался эскадрон. У калитки виднелись две пулеметные тачанки. Бледные лица всадников были искажены. Видно было, как среди них мечутся и что-то кричат несколько человек.
И вдруг до Гуляева дошло, что все происходящее — недоразумение. Ведь Бубнич и Иншаков не знали всего, что произошло, а Сякин из самолюбия не желал оправдываться.
