— Перестань, Глан! Как не стыдно — пригласили Сына Неба и довели разговор до взаимных угроз! — прозвенел сзади возмущенный девичий голос. Не оборачиваясь, все еще держа в поле зрения сидящих, Иван понял: не выдержала девушка-библиотекарь.
— Не вмешивайся, Иххнор, — буркнул Глан и повернулся к Ивану. — Действительно, разговор пошел не так, как надо. И все же — с кем вы?
Иван устало откинулся на спинку кресла:
— Давайте начнем с начала: а кто вы? Сколько вас? Каковы ваши цели? Согласитесь, это немаловажно, если вы хотите знать, с кем мы.
— Резонно. Итак — нас тридцать миллионов. Нас — тех, кто угнетен. И горстка правителей. Два цикла назад, во время спровоцированной Тускубом резни, погибли миллионы. Тускуб сохранил власть, но уничтожить Движение ему не удалось. Напротив, сотни и тысячи врачей, инженеров, техников пришли к нам. Одни — из страха, что Тускуб опять устроит побоище, другие — понимая, что дальше терпеть такое положение нельзя. Так что мы сейчас налаживаем организацию. Подробнее рассказать я пока не могу. Не имею права.
Иван кивнул.
— Хорошо, я понял. Вы не просто шесть человек, недовольных властью Тускуба. За вами стоит еще множество людей. Но чего вы все же хотите?
— Как чего? — вскричал Глан. — Свергнуть Совет инженеров, снести Дворцы наслаждений, покончить с забитостью народа! Мы бы хоть завтра подняли десять миллионов рабочих, а что потом? Тускуб снова зальет Туму кровью. Нам нужен вождь, который был бы выше любого из нас, выше Тускуба и который хотел бы того же, что и мы!
«Н-н-да… — подумал Иван. — История-то знакомая. Никакой позитивной программы, главное — разрушить. А всеобщее счастье — оно само собой придет. Потому как все плохое уже уничтожено… Так и получается: вначале — долой знать, долой тиранов. А потом — храмы вождю, и новая знать, из его приближенных. А серая масса, для которой все это и затеяно, она же серая! Ей и не нужно ничего, кроме сытно пожрать да попасть во Дворцы наслаждений… И снова понастроят этих Дворцов, пусть массы наслаждаются, ведь за то и боролись. И только много спустя кто-нибудь спохватится — батюшки, так ведь ничегошеньки и не изменилось. И ведь было это, и неоднократно. Были буржуазные революции, и весь народ поднимался, и головы королям рубили, а народу от этого лучше не становилось. Когда это простому народу лучше было! А про социалистические преобразования им и тем более не расскажешь…»
Но не говорить об этом было тоже нельзя, и Иван сказал часть того, что думал:
