Но вот и станция: коляска остановилась. Надо было пересесть на вперед уже заказанных верховых лошадей и ослов. Нашлось по лошади и для профессора с его учеником. Мисс Честерчиз также дала посадить себя на лошадь. Отец же её предпочел небольшого, предобродушного на вид ослика. Едва лишь он, однако, при помощи проводника, взобрался на спину ослика, как тот задрал хвост и заревел благим матом. Важный всадник побагровел от смущения и досады и принялся немилосердно дубасить ослика своим зонтом, чтобы заставить его замолчать.
— Не бейте его синьор! — предостерег проводник. — Как начнет брыкаться, так вам не усидеть.
Делать нечего, пришлось обождать, пока длинноухий певец постепенно замирающим голосом не окончил своей арии.
— Да неужели нет никакого средства не давать кричать этим животным? — спросил в сердцах лорд профессора.
Тот передал вопрос проводнику по-итальянски.
— Есть-то есть, — отвечал проводник, — но больше для ночного времени, чтобы не мешали людям спать.
— Какое же это средство?
— А к хвосту осла привязывают кирпич.
— Ну?
— Да осел ведь не может кричать, не задрав хвоста кверху.
Скарамуцциа, как уже знают читатели, очень редко улыбался; на этот раз он не мог подавить улыбки. Когда же он перевел слова проводника по-английски, раздался общий хохот; сам лорд Честерчиз кисло усмехнулся.
— Очень рад, милостивые государыни и государи, — сказал он, — что способствовал в некотором роде вашему веселью.
Один лишь Марк-Июний, не знавший ни по-итальянски, ни по-английски, не понял, о чем шла речь; но Лютеция смеялась, так как же было ему остаться серьезным?
Кавалькада тронулась легкою рысью; проводники бежали рядом и сорванными по пути ветками по временам подхлестывали более ленивых животных. Ослик лорда Честерчиза оказался обидчивее своих товарищей: в ответ на довольно хлесткий удар, он стал брыкаться, так что старик-англичанин потребовал, чтобы ослика его отнюдь не трогали.
Так ехали они уже более часу. Торре-Аннунциата давно осталась позади. Дорога шла постепенно в гору по бесплодной местности, густо покрытой вулканическим пеплом. Чтобы дать передохнуть животным, приходилось иногда ехать и шагом.
— Какая скука! — заметила мисс Честерчиз. — Когда же мы, наконец, доплетемся? Господин профессор! пустимся-ка вскачь?
— Не по моим летам, мисс, — уклонился профессор. — Вот Марк-Июний, я уверен, охотно с вами поскачет.
Надо ли говорить, что Марк-Июний не дал долго просить себя?
Мисс Честерчиз оказалась прекрасной наездницей и полетела вперед, как вихрь. Помпеец, также лихой наездник, мчался вслед за нею, но все-таки не мог ее нагнать. Вдруг от стремительного движения навстречу горному ветру легкая соломенная шляпка с вуалью сорвалась с головы девушки. Марк-Июний тотчас задержал своего коня, чтобы подобрать шляпку. Но молодая наездница даже не оглянулась и, как окрыленная, неслась все вперед да вперед. Ветер играл её роскошными белокурыми волосами, точно стараясь расплести их. И вот, это ему удалось: золотистая волна широко распустилась по её спине и плечам.
