Ласточки улетают осенью | страница 57
— Что это вы затеяли, господин Горознай? — басом спросил широкогрудый кузнец в кожаном фартуке и с красным бородатым лицом. — Драться?
— Если этот… — указал второй, более крепкий и высокий, на рыцаря, — вас вздумал укокошить, мы ему быстро чего надо и куда надо натянем!
Парнишка помог мастеру отряхнуть робу от угольной пыли. Если бы эти дурни знали кто перед ними! Храбрецы доморощеные.
Мишель откашлялся и ответил:
— Мы с сэром Томасом сами разберёмся!
По улице с воплями бежала круглолицая Ефимия. Кто-то уже болтнул ей о споре между рыцарем и алхимиком. Она подбежала к Мишелю и бросилась ему на шею. Молодые подмастерья с завистью смотрели на девицу и пригожего юношу в серой робе.
— Девушку не поделили. Бывает… — отшучивался Томас, ухмыляясь на барона, наследника и предмет воздыхания немалой части прекрасной половины человечества маленького городка Кротос, а особенно — дочери трактирщика Ефимии.
Ефимия оживилась и гордо вскинула брови. Мишель, глядя на суровые лица кузнецов, добавил:
— Драться не стану. Оставьте нас! Прости, дружище, не сдержался. — извинился Мишель перед рыцарем.
— И ты прости…, господин, — улыбнулся рыцарь Томас Морак.
Он озадаченно взирал на алхимика и надеялся, что Мишель все же передумает. Ему действительно хотелось служить этому молодому барону.
— Я буду рядом на постоялом дворе до завтра. Дольше не могу! Подумай. Подумай хорошенько!
Они обменялись крепким рукопожатием. Обиды между друзьями ни к чему. Обидами и так вся жизнь пронизана, словно белое домотканое полотно цветными нитями. Обидами мелкими и крупными, старыми и новыми. Обиду иногда можно стерпеть, простить, но забывать не стоит…
— Ты сумасшедший чудак, Горознай, гоблин тебя задери! — выпалил сэр Томас Морей.
Подмастерье, поднявший шум, разочарованно плюнул на мощёную камнем дорогу:
— Как дети малые! — сказал он и покатил свою тачку из-под угля дальше. Остальные ремесленники недовольно разбредались по лавкам и мастерским. Ведь им так хотелось размяться, отвлечься от тяжёлого однообразного труда. Ефимия улыбнулась Томасу на прощанье и, оглядываясь на него, поплелась обратно в таверну ««Пьяный подсолнух»».
Друзья ещё долго гуляли и вспоминали каждый своё детство. У сэра Томаса оно было. Он вспоминал садик у дома, нежные руки матери, очень вкусные праздничные пироги. Мишель детства не знал. Помнил лишь, что за ним приехал в Коэлладу ещё достаточно молодой воин графа Эдварда Кордейна Крис, помнил, что чуть не умер по дороге в Леос, а дальше он вдруг повзрослел. Алхимик Бодан Змеелюб заставлял его работать не покладая рук: мыть склянки, колбы, натирать полы лаборатории, растирать травы в ступках, собирать ингредиенты и изучать их. Изучал он много, до одурения, до слёз много, а если плакал, старый магистр алхимии брал в руки ивовый прут. Только в праздник почитания богини науки Сцины ученик и учитель оставляли дела и шли приносить молитвы в храм, а вечером зажигали зелёный фонарь и ели запечённую рыбу. С тех пор Мишель любил и богиню Сцину, и зелёные фонари, и особенно — печёную рыбу.