Симпатичное личико прямо на глазах превращалось в сморщенную мумию. Не красят людей страшные воспоминания.
— Меня допрашивали, словно это я его убила. Потом, когда родители убедили их, что я находилась дома, вроде бы отстали… И все равно я ходила в милицию каждый день, надоедала им. У меня создавалось впечатление, что милиция не собирается расследовать убийство. Капитан по фамилии Черемисин грубо хамил, приказывал дежурному не пускать меня в здание…
— Позвольте еще один вопрос, Евгения Геннадьевна. Не торопитесь, отвечая на него, хорошо подумайте. Вы в последнее время часто виделись с Романом?
— Конечно, — она улыбнулась сквозь слезы. — Ваш вопрос не требует долгих раздумий. Мы виделись почти каждый день.
— Это не вопрос, это прелюдия к вопросу. Не было ли в вашем присутствии странных визитов к Роману, странных телефонных звонков, которые его бы сильно расстроили? Не фигурировали ли в его разговорах, которые вы случайно услышали, имена Анюта, Жанна?
— Я не подслушивала его разговоры…
— Повторяю, вы могли услышать что-то случайно. Это важно, Евгения Геннадьевна. Постарайтесь вспомнить.
Он отвернулся к окну, начал разбираться с изводящими его чувствами. Червь копошился в подсознании, не мог найти дорогу, чтобы выбраться в сознание. Это не могло быть ошибкой, с Евгенией Геннадьевной Мещеряковой в этом деле действительно что-то было не в порядке. Он повернулся. Она стояла рядом, смотрела на него большими зелеными глазами.
— Итак, Евгения Геннадьевна.
— Начинаем, Александр Борисович, — ей было трудно улыбаться, но она старалась, — Ничего такого я не замечала. Именами Жанна и Анюта Роман не оперировал. Разумеется, он не святой, до меня у него были женщины, случались настырные и без моральных ограничений. Была у него до меня некая Люба — между нами говоря, жалкая и ничтожная личность. Тоже какая-то там художница… Ко всем ее достоинствам, еще и полная дура. Рома с ней расстался и правильно сделал — свяжись он с ней всерьез и надолго, неизвестно, чем бы закончилась их связь. Она бы выжала из него все соки. Знаете, как она оскорбилась, когда он объявил, что больше не хочет ее видеть! Пупсик земли, блин… — Турецкий заметил, как сжались кулаки у женщины, в глазах зажглась ненависть собственницы. — Она продолжала досаждать, обрывала телефон, кричала, что не оставит это просто так, что он не понимает своего счастья. Доходило до того, что она врывалась к нему в студию, а однажды озверела настолько, что на глазах Романа подняла с земли камень и разбила стекло его машины… Коллеги предложили Роману обратиться в милицию, но он так и не решился, отвез машину в автосервис… После этого эпизода Люба, кажется, поумнела, оставила его в покое…
