А сказано там, на лестнице, Степаном Ананьевичем было буквально следующее:
— Ты вот что, парень… Наташку, значит, хочешь? Так получишь, и много кое-чего в придачу поимеешь. Но сперва уберешь того, — полковник брезгливо ткнул пальцем в сторону закрытой двери. — Как сделаешь, меня это не касается. А не сделаешь, то же самое может запросто случиться и с тобой, понял?.. И, не дождавшись внятного ответа, продолжил: — Ну, а понял, так действуй. Ступай на кухню, нож, что ли, возьми или молоток найди, ну и… В общем, ты парень способный, сильный, сам сообразишь, что отпечатков своих пальцев на орудии убийства умный преступник никогда не оставляет. Впрочем, учить жить тебя я не собираюсь, а Наташка — вполне приличная награда для такого… парня, как ты. С ней далеко пойдешь… Дом у нее уже есть, ты видел, машина вам будет… Ну, а я пройдусь пока маленько, воздухом подышу. Догонишь и скажешь. Действуй…
Глава восьмая
«РАЗНЫЕ ШТУЧКИ» АГЕЕВА
Шикарный малиновый джип «вольво» — краса и предмет гордости успешного столичного адвоката Юрия Петровича Гордеева — мчался с приличной скоростью по Минскому шоссе в сторону Вязьмы. Впереди, как заметил «штурман», сидевший рядом с водителем, Александр Борисович Турецкий, у них лежали примерно четыреста километров отличной дороги, обозначенной на всех автомобильных картах как «М-1». А там, впереди, у города Сафоново, им предстояло повернуть налево, в сторону Дорогобужа, то есть проехать еще с полсотни верст и, как говорится, вот она, станция назначения — благословенный город Бобров, который, если кто-то когда-то и благословил, то неизвестно за что. Иначе говоря, путники никак не могли взять в толк, кому пришла в голову эта редкая по своей глупости мысль.
Впрочем, такое впечатление сложилось у них после того, как «официальный помощник» адвоката Филипп Кузьмич Агеев сообщил о проделанной им предварительной работе по сбору необходимого для нового расследования материала, а также о некоторых индивидуальных особенностях населения, проживающего в Боброве. После закрытия единственного на весь городок предприятия, оно фактически лишилось официальных средств к нормальному человеческому, пардон, существованию. Это как бы «стеснительное» Агеевское «пардон» особенно веселило адвоката, который все похмыкивал и покачивал в недоумении головой: какой, мол, черт его дернул принять предложение друга и коллеги Турецкого! О неофициальных средствах Филя разговора не поднимал, поскольку они и сами догадывались, представляя себе положение дел в десятках тысяч других подобных городков на Руси великой, в которых обычно добрые две трети городского пространства занимают частные домишки, окруженные огородами, являющимися единственными кормильцами, и где любое мало-мальски сносное предприятие уже является, по существу, градообразующим. А его закрытие влечет за собой катастрофическую безработицу, компенсируемую в сознании обывателя привычным пьянством. То есть нигде ничего нового. Иначе говоря, суета сует и всяческая суета…
