В больших серых глазах блеснули осуждающие искорки, промокнувшие остатки слез, и она отрицательно качнула головой.
— Нет, нет и нет! К тому же до обеда я пребывала в совершенно нормальном состоянии, и только часа в три, может быть чуть раньше, я вдруг почувствовала, что…
Видимо, не найдя подходящих слов, Марина развела руками, и Турецкий не мог не обратить внимания на ее ухоженные руки. Руки красивой, добившейся определенного успеха актрисы, которые с удовольствием целуют поклонники.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился с ней Турецкий. — Ну а раньше нечто подобное с вами случалось?
— Вы имеете в виду тревожное состояние?
— Да.
Марина задумалась, видимо, пытаясь припомнить все те неприятности, которые случались с ее мужем, однако вынуждена была вновь качнуть рыжей прядью волос.
— Нет. Пожалуй, нет. По крайней мере, точно сказать не могу. Хотя…
Она уставилась отрешенным взглядом в какую-то точку на стене позади Турецкого, и он вынужден был напомнить ей о себе.
— Что «хотя»?
— Тревожно порой бывало. Особенно, когда возвращалась после спектакля домой, а Игоря не было, хотя и обещал приехать пораньше и даже ужин приготовить.
— И вы звонили ему? Требовали отчета.
— Само собой. Но часто случалось и так, что его мобильник был выключен или же находился вне зоны, и вот тогда-то…
Она замолчала, но тут же подняла на Турецкого наполненные болью глаза.
— Но все это было не то, не то! Это были обыкновенные вспышки тревоги — «как бы чего не случилось», а тут…
И она вновь замолчала, комкая пальцами мокрый от слез платок.
— А причину… причину вашей тревоги вы не пытались прояснить?
Видимо, недопоняв, о чем ее спрашивает Турецкий, Марина сдвинула тщательно подведенные брови.
— Я…
— Я хочу сказать, вы пытались проанализировать это чувство вашей тревоги?
Марина виновато пожала плечиками.
— Нет. Честно признаться, нет. Да и времени не было на то, чтобы копаться в своей душе. Вечером, когда ждала Игоря домой, просто злилась на него и на его забывчивость вовремя заряжать мобильник, ну а когда нашла его в подъезде, окровавленного…
Турецкий ее понимал, в этот момент ей было не до «самокопания». Шок от увиденного, затем сбежавшиеся соседи, «Скорая помощь» и милиция. Точнее говоря, сначала милиция и чуть ли не полтора часа спустя — «Скорая помощь». И только Богу молиться надо, что случилось все это не в конце беременности, а в середине, да и сама Марина оказалась не кисейной барышней, способной только на слезы, а по-настоящему «железной леди», которая позволила себе разрыдаться только здесь. В офисе «Глории».
