Рассказывая, Марина рыдала, заливаясь слезами, и Турецкий, не в силах ее успокоить, молча слушал сбивчивый рассказ о страшном предчувствии и о том, какое несчастье обрушилось на ее семью, оставив все вопросы на «потом». Когда Марина стала повторяться, он почему-то подумал, что эта красивая молодая женщина, актриса, должна состояться как мастер классического монолога, как чтица коротких чеховских рассказов, и уже помимо своей воли перебил ее «осаживающим» вопросом:
— Простите, Марина… Кстати, вы позволите мне называть вас просто Марина?
— Господи! — почти возмутилась она. — Конечно! Я бы обиделась, если бы… меня… по имени-отчеству. Да и не принято как-то среди артистов… Ну-у, если, конечно, народный России или очень уж заслуженный, тогда еще куда ни шло, а так чтобы… Не! Очень вы! Просто Марина.
— Вот и ладненько, — кивком поблагодарил ее Турецкий, невольно подумав о том, что бы он сделал со своей ненаглядной Иришкой, ели бы она на каждый пустяшный вопрос выдавала длиннющий монолог. И так же невольно посочувствовал пострадавшему мужу, который должен был изо дня в день, из года в год выслушивать весь этот словесный поток. Хотя и среди мужей находятся мазохисты. Впрочем, не суди да не судим будешь, оборвал он себя, переводя разговор в привычную для него плоскость.
— Марина, вы уж меня извините, ради бога, но давайте договоримся так. Я буду задавать вопросы, а вы отвечать на них — коротко, четко и без прикрас. Договорились?
— Да, конечно, — спохватилась она. — Я все понимаю. Меня порой заносит, и даже Игорь…
Она не договорила, но и без того можно было догадаться, что делал «ее Игорь», когда слишком уж «речистую» женушку начинало «заносить». Впрочем, любовь зла, и он мог терпеливо выслушивать ее монологи, уставившись при этом в голубой экран.
— В таком случае первый вопрос. Это предчувствие надвигающейся беды, которое, якобы, не покидало вас целый день… Что, это действительно так, или это все-таки обыденное состояние депрессии или тревоги, которое свойственно актрисам?
— Да о чем вы говорите? — вскинулась Марина и ее зрачки расширились от «незаслуженной обиды». — Какая депрессия? Какая тревога? Уж кто-кто, но я-то хорошо знаю, что такое депрессивное состояние… за первые два года работы в театре нахлебалась этого дерьма по горло, и то, что творилось со мной в тот день…
