— Простите, — поспешила признать свою глупость Марина. — Я же хотела как лучше.
Она скрылась за кухонной дверью, а Турецкий направился в комнату, где всего лишь несколько минут назад Марина рассказывала ему о своем муже. Точнее, о том журналисте Фокине, который умудрился столь сильно наступить кому-то на пятки, что теперь лежит в реанимационном отделении и врачи борются за его жизнь.
Потянул было за ручку двери, как вдруг почувствовал, что то ощущение нарастающей тревоги, которое не покидало Марину, передалось и ему, и он уже с предельной осторожностью открыл дверь. Как учили опытные опера, сделал контрольную выдержку, и только после этого вошел в комнату. Нащупал рукой выключатель…
Старый-престарый гардероб, его ровесник вместительный книжный шкаф, заставленный авторами, о которых нынешнее поколение молодых даже слыхом не слыхивало, столь же впечатляющий диван с деревянной полочкой, на которой когда-то выстраивались в ряд белые слоники, два потертых глубоких кресла, более современный журнальный столик, рабочий стол Игоря Фокина и…
Турецкий поначалу даже не понял, чего именно не хватает на этом столе, заваленном исписанными и чистыми листами бумаги. И только когда заставил себя сосредоточиться, понял — системного блока компьютера, который завершал рабочий дизайн письменного стола.
Это уже было нечто, и Турецкий, непроизвольно причмокнув губами, прошел на кухню, из которой доносился дурманящий запах свежемолотого кофе.
— Ну? — в глазах Марины читалось нетерпение.
— Да все вроде, — пожал плечами Турецкий, — только один вопрос. Вы что, решили не дразнить гусей и убрали системный блок с глаз долой?
Удивлению Марины, казалось, не было конца.
— Что… я… блок?
Начиная догадываться, что предчувствия Фокиной были не напрасными, Турецкий в то же время не стал гнать лошадей.
— По крайней мере, я его не увидел.
— Как так?
— Да очень просто. Он ведь днем стоял на столе?
— Ну!
— А теперь его там нет.
— Чертовщина какая-то! — забыв про свои страхи, взвилась Марина и первой вышла из кухни.
Почти бегом бросилась в комнату и непонимающе уставилась на стол.
— Я… я ничего не понимаю, — свистящим шепотом произнесла она, и в ее глазах вновь заплескалась тревога.
— Да, в общем-то, ничего сверхъестественного, — невесело отозвался Турецкий, мысленно ругая себя за то, что сразу же не заставил Макса поработать с фокинским компьютером. А теперь… Теперь, видимо, с ним работает кто-то другой, изымая из его памяти слишком опасную для кого-то информацию.
