— Вы из полиции? — спросила она.
— Нет. А вы?
— Я Моник. Живу в соседней квартире, одиннадцатой.
— Я Пьер, кузен Анни.
— У вас странный акцент. Вы бельгиец? — Она хихикнула, словно быть бельгийцем — самое смешное, что может случиться с человеком.
— Наполовину, — любезно соврал я.
— Я всегда могу определить, отлично улавливаю акцент.
— Безусловно, улавливаете! — восхитился я. — Мало кто способен вычислить, что я наполовину бельгиец.
— И на которую половину?
— Переднюю.
Она снова хихикнула.
— Я имею в виду, кто из родителей бельгиец — мать или отец?
— Мать. Отец был парижанином на велосипеде.
Она попыталась через мое плечо заглянуть в квартиру.
— Я охотно пригласил бы вас зайти на чашку кофе, но не должен тут ничего трогать.
— Это вы намекаете? Хотите, чтобы я пригласила вас на кофе?
— Чертовски хочу. Погодите минутку.
Я закрыл дверь и вернулся в комнату, чтобы убрать следы обыска. И еще раз оглядел убогую комнатку. Именно так я и закончу однажды. И кто-нибудь из департамента обшарит мое жилье, чтобы удостовериться, не оставил ли я «мелочи, которые могут усложнить нам всем жизнь». «Прощай, Энни, — подумал я. — Я тебя не знал, но теперь знаю настолько хорошо, насколько знают меня. Ты не уйдешь в отставку и не заведешь табачную лавочку в Ницце и не будешь получать ежемесячную выплату от какой-нибудь липовой страховой компании. Нет, ты можешь стать резидентом в аду, Энни, а твои боссы будут слать тебе указания из рая уменьшить расходы и уточнить доклады».
Я пошел в одиннадцатую квартиру. Комната походила на квартиру Энни. Дешевая позолота и фотографии кинозвезд. Банное полотенце на полу, пепельницы с окурками в губной помаде, чесночная колбаса на тарелке, высохшая и умершая.
К моему приходу Моник уже приготовила кофе. Залила кипятком молочный порошок и растворимый кофе и размешала пластмассовой ложкой. Под легкомысленной внешностью скрывалась непростая личность, и девушка пристально следила за мной из-под ресниц.
— Я думала, вы взломщик, — сказал она. — А потом, что вы из полиции.
— А теперь?
— Вы кузен Анни, Пьер. Можете быть кем хотите, хоть Шарлеманем, хоть Тинтином, это не мое дело, и вы не можете навредить Анни.
Я достал бумажник, извлек сотенную купюру новыми и положил на стол. Она вытаращилась на меня, думая, что это предложение заняться сексом.
— Вы когда-нибудь работали с Анни в клинике? — спросил я.
— Нет.
Я достал еще одну купюру и повторил вопрос.
— Нет.
Я положил третью и пристально посмотрел на девушку. Когда она снова сказала «нет», я грубо схватил ее за руку.
